— Ничего не могу сказать, пока не увижу все собственными глазами.
— Что может быть лучше усадьбы для того, чтобы растить ребенка? Уверен, сама ты выросла в деревне.
— С чего такое умозаключение? — все еще воинственно отреагировала на его предположение Кэти Торренте.
— Ты не похожа не городскую девчонку. Ты безразлична к внешним признакам классового расслоения, твоя самооценка не меняется в зависимости от отношения к тебе окружающих. Это говорит о том, что твое раннее детство протекало в безмятежности, которую даже при титанических усилиях со стороны родителей в городских условиях не воссоздать. Я не прав? — весело спросил ее Сержио. Кэти с нескрываемым изумлением подняла на Сержио взгляд изумрудных глаз. Она и не предполагала, что ее супруг сколько-нибудь задумывается о ее индивидуальных особенностях, чтобы извлечь из них какое-то знание о ней. И движим он если и не любовью, то, во всяком случае, неподдельным интересом.
— Зато теперь я далеко не безмятежна — скучаю по Элле, — кротко призналась Кэти.
— Марибел без ума от нее. Уверен, Элла неплохо переживет эту неделю и без нас.
— Это так, — согласилась его супруга. — Но переживу ли я?
Сержио крепко обнял жену за плечи и повел наверх по ступеням парадного входа во дворец.
— Откуда доносится музыка? — удивленно спросила Кэти, которой поначалу палаццо Аззарини показалось совершенно безжизненным и несколько мрачным строением.
— Наверное, радио у кого-то из охраны дворца, — предположил ее супруг.
— Так мы не будем здесь одинокими?
— Это и невозможно. Дома быстро чахнут и разрушаются, если в них никто не живет. Человек нужен любому дому, как и дом человеку. Тут и охрана, и полный штат прислуги. Да и как жить хозяину в такой громаде одному?
— Потому ты и обзавелся семьей в такой спешке? — пошутила Кэти.
— Главным образом чтобы было с кем играть в шахматы.
— И только поэтому?
— Достойная, по-моему, причина. К тому же я нахожу тебя весьма привлекательной и ввиду этого обстоятельства предлагаю осмотр владений начать с хозяйской спальни, отделанной по моему распоряжению в первую очередь.
Преодолев два лестничных пролета и одну галерею, супруги оказались в просторной комнате с огромной старомодной постелью с пологом.
— О, это же просто мечта! — по-девичьи звонко воскликнула Кэти с порога и, скинув туфли, бросилась на постель, застланную тяжелыми парчовыми покрывалами.
— Все девочки мечтают о постели с пологом, — со знанием дела отметил Сержио и, плотно прикрыв дверь спальни, присел на край кровати.
Кэти вмиг преобразилась, проникнувшись сказочностью внутреннего убранства супружеской опочивальни. Она обняла мужа за шею и признательно поцеловала в щеку. Сержио улучил подходящий момент и расстегнул молнию платья на ее спине.
Нащупав ее шрам, он рискнул спросить:
— Как такое случилось?
— Да… — нехотя проговорила Кэти, — в тюрьме. Кое-кому не понравилось, как я себя держу. Мерзавка оклеветала меня перед остальными, будто бы я стукачка. Вот всей толпой они и напали на меня в душе. У подстрекательницы был нож…
— Обещаю сделать все, чтобы ты забыла об этом. И никто никогда не обидит мою жену. Клянусь, — прошептал Сержио, укладывая обнаженную Кэти на огромную роскошную постель.
— Как ты можешь обещать такое?
— Это не пустые слова. Ты убедишься в этом. И однажды станешь доверять мне безоговорочно.
— Никогда никому я не смогу безоговорочно доверять, — грустно возразила Кэти.
— Речь не о ком-то абстрактном, а о твоем муже, — шутливо напомнил ей Сержио Торренте.
— Но ты будешь не первым, кто обществу жены предпочитает развлечения на яхте в веселой компании.
— Если я утоплю свою яхту, ты станешь доверять мне больше? — совершенно серьезно спросил ее супруг.
— Придумаешь себе другое развлечение, — скептически отозвалась жена.
— Когда в руках такое сокровище, чего еще можно искать? — проговорил он, стиснув жену в объятьях. — Кожа как шелк, глаза как изумруды и даже этот рубиновый шрам…
— Он уродлив, — опередила его Кэти.
— В тебе не может быть ничего уродливого. А то, что ты чего-то смущаешься, еще больше красит тебя, — сказал он, нежно целуя багровый след на спине.
Кэти поежилась.
— Если тебя это беспокоит, можно прибегнуть к средствам пластической хирургии. Но лично я ничего бы не стал в тебе менять.
— Хорошо так рассуждать, когда есть выбор. Я же до сей самой поры и мечтать не могла о пластической операции. И этот шрам воплощает в себе все уродства и неустроенность моей прежней жизни. Впрочем, нет гарантии, что те беды мне больше никогда не аукнутся, и от новых я не застрахована.
— Так хочешь ты удалить его или не хочешь? — напрямую спросил Сержио.
— Не знаю, — тихо отозвалась жена.
— Тогда отложим все дилеммы на неделю. А следующие семь дней проведем в постели безвылазно, — предложил ей супруг.
— Безвылазно? Вряд ли у нас это получится, — шутя усомнилась Кэти.
— У нас штат прислуги. Нас и напоят, и накормят, только успевай отдавать распоряжения. А нам останется только любить друг друга. Это я никому перепоручать бы не стал, — замечтался вслух владелец старинного палаццо.
— Мне начинает нравиться быть замужней дамой, — призналась Кэти, стоило Сержио раздеться донага и нырнуть к ней под покрывало.
— Ты в нетерпении, — отметил он, коснувшись ее.
— Да и ты на взводе, — поддела она Сержио, принимая его торопливые ласки. — Ты действительно любил ее до безумия? — неожиданно спросила она.
— Кого?
— Грацию.
— Что ты вдруг о ней вспомнила? — с явным раздражением бросил Сержио.
— Так, — неопределенно ответила она.
— А как ты сама думаешь? — озадачил ее вопросом супруг, прекратив нежничанья.
— Ты разговаривал с ней после нашей свадьбы? — пристрастно спросила его Кэти.
— Нет. Я лишь наблюдал, как ты ее обработала винцом, после чего она поспешила покинуть торжество… Теперь мы можем продолжить наше занятие? — спросил Сержио.
— Ты действительно потребовал, чтобы она развелась с твоим братом? — не унималась девушка.
— Достаточно! — резко пресек мужчина. — Если ты не прекратишь, я пойду в душ.
— Готов обречь меня не муки ревности, лишь бы не отвечать на элементарный вопрос? — полушутя-полусерьезно спросила его супруга.
— Я устал от этих глупостей, Кэти, если ты еще не поняла.
Кэти понуро отвернулась.
— Не дуйся! — распорядился он.