– Предатель! – буркнул Бекетов, взглянув на того с явным удовольствием. Присутствию Прохвоста в виде стражника он ничуть не удивился, из чего Шубин заключил, что д’Эон в подвале посвятил пленника в подробности происшедшего. – Поймал нас на какую-то пустую уловку...
– Вы считаете, то была пустая уловка? – прищурился Шубин. – О нет, господа, смею думать, что вы недооценили коварство сего господина... Морис Линар был в свое время одним из первых врагов нашей государыни – вряд ли он с тех пор сильно изменился.
– Морис Линар? – в один голос воскликнули д’Эон и Бекетов, и Шубин с облегчением понял, что ему не понадобится объяснять, что за птицу держит сейчас за горло Прохвост.
– Брекфест! – раздался в эту минуту оклик, и Прохвост так и подскочил, а потом стремглав ринулся на голос. Но тут же, словно спохватившись, осадил, пропахав борозды в траве, обернулся к Шубину, глянул жалобно...
– Черт, молодой Гембори вернулся! – прошипел д’Эон. – Вы уверены, что сумеете сладить с псом, мсье Шубин? Если англичанин натравит его на нас...
– Гарольд! – возопил в это мгновение Колумбус, кидаясь в сторону. – Спасите!
Но тут растерявшийся было Прохвост решил подчиниться тому хозяину, который ближе, и, правильно поняв невысказанный приказ Шубина, свалил беглеца с ног.
– Возьми его за здесь, – глумливо приказал Алексей Яковлевич, делая выразительный жест перед чреслами. – И не отпускай. Уходим, господа, без промедления!
Итак, кот воротился, мыши перестали плясать: несколько человек бежали через сад, угрожающе крича. Да, надо было уходить, и поскорей, но все же наши герои на мгновение задержались, чтобы полюбоваться тем, как Прохвост истово исполняет приказ и держит Колумбуса «за здесь». Это зрелище несколько скрасило им необходимость отступить перед превосходящими силами противника.
Прежде, еще малое время тому назад, дочь Петра Великого вела себя совершенно безопасно. Находясь под постоянной угрозой быть заточенной в монастырь (отнюдь не за беспримерное распутство, а за то, что являлась самой законной наследницей из всех претендентов на престол русский!), она так старательно прилаживала себе личину беззаботной бездельницы, что эта маска постепенно приросла к ней. Однако о ее правах не забывали ни разумные русские люди, недовольные обеими Аннами на российском троне, ни могущественная Франция. Посол Шетарди – весьма осторожно – и личный врач Елизаветы Арман Лесток – весьма откровенно – неустанно подогревали ее затаенные амбиции. Русские, недовольные властью обеих Анн, тоже не оставались в стороне. Их интересы выражал в основном друг Елисавет, граф Михаил Воронцов. Неустанно обрабатывал Елисавет и шведский посланник Нолькен. Соединенными усилиями им удалось заставить царевну пробудиться от многолетней любовной спячки и подумать о будущем. Она вдруг осознала, что в любой момент доброжелательное отношение к ней Анны Леопольдовны может смениться полной противоположностью. Ведь до правительницы не могли не доходить слухи об интригах Шетарди, о тесной его дружбе с Лестоком, о сходках преображенцев в доме царевны Елисавет...
Если Анна Леопольдовна оставалась к этим слухам глуха, то более проницательный Линар волновался. Надобно сказать, что точно так же реагировал на происходящее и Антон-Ульрих. Вот только два этих мужа Анны волновались порознь!
Наиболее решительные и сметливые люди из окружения Анны Леопольдовны советовали ей принять титул императрицы как можно скорей. Она отложила это до 7 декабря, своего дня рождения, желая сделать себе роскошный подарок.
Накануне отъезда Нарцисс предложил любовнице обезопасить себя и арестовать Елисавет. Анна пожала плечами. Она считала двоюродную тетку пустышкой из пустышек, и предстоящий отъезд возлюбленного печалил ее куда больше.
Ну что ж, Линар уехал...
Между тем слухи о происках Елисавет все множились: увы, никакой тайны комплота его участники хранить не умели. Анне эта болтовня надоела. 23 ноября на куртаге в Зимнем дворце правительница подошла к своей молодой и красивой тетушке и сказала, глядя свысока:
– Что это, матушка?! Слышала я, будто ваше высочество имеете корреспонденцию с армией неприятельскою [18] и будто ваш доктор ездит к французскому посланнику и с ним неприятелю способствует? Советуют мне немедленно арестовать лекаря Лестока. Я всем этим слухам о вас не верю, но надеюсь, что если Лесток окажется виноватым, то вы не рассердитесь, когда его задержат!
У Елисавет подогнулись ноги... Однако у нее хватило ума не бухнуться на колени с покаяниями, а притвориться обиженной, заплакать и, разумеется, отрицать все эти слухи.
На ее счастье, Анна была легковерна... Такой сделало ее счастье. Линар любил ее – значит, и все должны были любить!
Как бы не так!
Вне себя от страха Елисавет ринулась домой и мигом вызвала Лестока. Тот выслушал новости – и почувствовал, что шея его уже в петле и остались считаные мгновения до того, как палач вышибет из-под него лавку.
– Неужто вы не понимаете, ваше высочество, что когда уберут друзей ваших, то возьмутся и за вас? – спросил Лесток хрипло. – Дни вашей воли, а может быть, и жизни сочтены! Взгляните вот сюда.
И тут же, от спешки разрывая пером бумагу, он нарисовал и положил перед Елисавет две картинки. На первой была она сама в короне и царской мантии. На второй... она же в монашеском клобуке. Над головой монахини грозно висела петля...
И тогда Елисавет наконец вспомнила, что она истинная дочь Петра Великого...
В ночь на 25 ноября, во втором часу пополуночи, Елисавет, молодой граф Михаил Воронцов, Лесток и Шетарди отправились в санях в казармы Преображенского полка, откуда вышли окруженные гренадерами и двинулись брать Зимний.
В ту же ночь Анна Леопольдовна, Антон– Ульрих и дети были арестованы и заключены под стражу. В России свершился государственный переворот. Императрицей стала Елизавета Петровна.
Таким образом, не Анна Леопольдовна, а Елисавет сделала себе подарок ко дню рождения! Правда, с некоторым временным запасом, ибо родилась она 19 декабря, но... лучше раньше, чем никогда!