— Я не рассматривал вопроса в таком контексте, — сухо отозвался полковник, — но Комар умер и был похоронен на нашем специальном кладбище. Я о нем вам докладывал. Это объект С.
На таких кладбищах хоронили мертвых, чьи приговоры Верховного суда были подтверждены президентом, отказавшим несчастным в помиловании. Здесь не бывало ни имен, ни фамилий, ни даже номеров. Просто сами офицеры знали, где именно они сваливают трупы, стараясь, чтобы те не попали в руки родственников. В бывшем СССР, такие кладбища существовали почти повсеместно, при этом согласно строгой отчетности с мертвых снимали все, до нижнего белья, до маек и трусов, уничтожая в кислоте голову, дабы, даже найдя труп, никто никогда не смог бы установить, кому именно принадлежит тело погибшего. В тридцатые годы таких закрытых кладбищ было достаточно много рассыпано по всей стране. В девяностые их почти не осталось, так как комиссия по помилованиям при президенте исходила из гуманных принципов нравственности, трактуя как общечеловеческий принцип гуманизма — право каждого человека на жизнь.
— Хорошо, — кивнул генерал, — теперь остался только заключительный этап операции. Учтите, полковник, что вы персонально отвечаете за этот завершающий этап. За весь финал, если хотите. Никаких срывов быть не может — слишком дорогой ценой добились мы стабилизации ситуации. Вы все поняли?
— В ближайшие три дня я доложу о наших действиях, — поднялся полковник.
Он позвонил своей жене впервые за последние четыре года. Она подняла трубку, и он сразу узнал ее дрожащий голос. — Слушаю вас, — сказала она. — Это я, — сумел выговорить он. Нет, он ее не любил, но их связывало слишком многое. Она тоже сразу узнала его.
— Они забрали Костю, — стараясь не заплакать, сообщила жена, — они ищут тебя, хотят, чтобы ты им позвонил. — Скажи телефон.
— Да, да сейчас, — растерялась она в поисках бумаги, забывая, что номер телефона, написанный еще утром, лежит перед ней. Она наконец прочла ему семь цифр.
— Больше ничего не просили передать? — уточнил он.
— Больше ничего, — повторила, как эхо, жена и, спохватившись, спросила: — Как ты? Где ты? Он положил трубку.
Затем, опустив еще один жетон, набрал необходимый номер. — Говорите, — раздалось на другом конце.
— Вы просили, чтобы я позвонил, — коротко сказал он, — что мне делать?
— Где вы находитесь?
— На Невском, около гостиницы «Москва» — Оставайтесь там, мы приедем. — Нет. — Не понял. — Когда вы отпустите мальчика? — Как только увидим вас.
— Я не согласен. Вы должны его отпустить немедленно.
— Не нужно говорить, что мы должны. — Тогда вы меня не увидите вообще. Найти меня трудно, в этом вы убедились. А если нет гарантий для моего сына, я к вам не выйду. И не пытайтесь меня засечь, не получится. На том конце наступило молчание. Там, видимо, совещались. — Я перезвоню, — сказал он, положив трубку. Через десять минут он позвонил снова. — Что вы хотите? — спросили у него. — Мой сын должен быть дома немедленно. Тогда я вам сдамся. Только так, а не иначе. — Ваш сын будет дома через два часа. — Договорились. А я перезвоню еще через два часа. Он снова положил трубку.
Два часа тянулись мучительно долго. Он сменил десяток мест, выбирая наиболее удобное для следующего контакта. Затем позвонил жене.
— Мальчика привезли? — Еще нет, — испуганно ответила она. — Когда его привезут, запри все двери и не выходи из квартиры. Что бы ни случилось, не выходи. Оставайтесь дома. — Как ты… — голос у нее дрогнул. На этот раз он не повесил трубку. — Здоров, — коротко сообщил он, — деньги вам привезут. Трать их на сына, вырасти его мужчиной.
Она поняла, что он говорит свое завещание; — Прости меня, — закричала она, — я люблю тебя. — Спасибо, — он заставил себя повесить трубку. Еще через полчаса он позвонил снова. — Привезли?
— Да, — кажется, она плакала, — они уехали только что. Но предупредили, что нам будет плохо, если ты их обманешь. Где ты, я хочу тебя видеть.
— Папа, — услышал он голос сына. Впервые за столько лет.
— Здравствуй, — говорить была тяжело, — ты уже веселый. Когда вырастешь — все поймешь.
Говорить приходилось короткими, быстрыми фразами. Их телефон наверняка: прослушивался.
— Приезжай к нам, — попросил сын. Он слышал плач жены, ее всхлипывание.
— Береги мать, — почему-то сказал он и снова положил трубку.
Затем позвонил по прежнему номеру.
— Это я, — устало сказал он, — приезжайте за мной. Я готов. — Где вы находитесь?
Он сказал. Они положили трубку. Он вышел из кабины телефона-автомата и пошел к своей «девятке». Сел за руль. Они, конечно, не будут сразу стрелять, он им нужен живой, чтобы подтвердить их версию гибели Быка. Только живой. На этом и строился его расчет. Поэтому они и отпустили мальчики.
Их автомобили появились уже через восемь минут. Сразу две машины с шестью отлично подготовленными профессионалами. Двое сразу пересели к нему в машину, затем сел третий.
— Давно вас искали, Левша, — с уважением сказал он, — даже не думал, что вы можете водить машину. Теперь я верю всему, что про вас рассказывали.
Он повернул голову назад. Сидевший рядом с ним человек на всякий случай показал ему свой пистолет.
— Не нужно, — мягко улыбнулся он, увидев оружие, — я уже не сбегу.
Его автомобиль стоял на набережной, метрах в десяти от реки. Обе машина приехавших стали позади, отрезая ему пути к бегству.
— Зачем вы взяли моего сына? Неужели не могли просто позвонить и объяснить, что вы хотите меня видеть. Я бы все понял.
— У каждого свои методы, — неприятно улыбнулся человек на заднем сидении, — мы выполнили ваши требования, теперь вы должны выполнить наши. Вы, конечно, понимаете, что должны будете рассказать как вы стреляли в депутата парламента. И доказать все следователям и журналистам.
— Конечно. И сказать, что я сделал четыре выстрела.
— Вы действительно быстро соображаете, — сидевший сзади положил руку на плечо своему сотруднику, — убери пистолет, но сначала обыщи его.
Он почувствовал, как в затылок ему уперся пистолет второго сотрудника, а первый довольно ловко прощупал его от головы до ног.
— У него ничего нет, — сообщил сидевший справа от него сотрудник, уже убрав пистолет.
Он почувствовал, как сзади убирают второй пистолет. Ему в затылок уже ничего не давило.
— Выходи из машины, — уже обращаясь к нему на ты, сказал старший группы, — у нас с тобой долгий разговор. — Конечно.
Вся беда в том, что его всегда недооценивали. Никто не думал, что он сумеет завести машину с полуоборота, дать первую скорость и так стремительно рвануть с места. Через секунду они крикнули. И почти сразу раздался грохот воды и железа. Он, не колеблясь, направил автомобиль в реку. Из стоявших за ним машин выскочили ошеломленные люди. Раздавались крики, кто-то даже прыгнул в реку. Но все, было поздно. Из четверых сидевших в машине людей не вылез ни один. Здесь была глубина около пяти метров, и машина, видимо, сильно ударилась, свалившись в реку с высоты бетонного берега. Позже водолазы вытащили машину с двумя трупами в ней. И еще был найден чей-то протез. Остальные два трупа найти так и не удалось. Этот автомобиль много раз показывали по телевизору, в некоторых репортажах показали даже трупы. Потом много раз доказывали, что убийцей лидера оппозиции были люди, сидевшие в этом автомобиле, бывшие сотрудники тоталитарного аппарата бывшего КГБ. Некоторые верили, некоторые верили не очень, но доказательств все равно никаких не было. А про инвалида никто и не вспоминал.