Оба лежали на гальке у самой воды, чудом не укатившись в море: Катерина – на спине, Валет – ничком, его встрепанные черные волосы оказались сплошь засыпаны песком. Вокруг по-прежнему не было ни души, сверху тревожно кричали чайки, раскалившееся добела солнце отражалось от утесов.
Валет, не поднимаясь, повернул к ней еще усталое, но довольное лицо.
– Понравилось, что ль?
– Да, – честно призналась Катерина. – Что это такое?
Валет пристально, без улыбки посмотрел в глаза Катерины, и она не поняла, что значит его долгий, напряженный взгляд. Наконец, мужчина отвернулся. Глядя в сверкающее море, спросил:
– Годов тебе сколько?
– Шестнадцать.
– Этот шкет из гостиницы тебе кто?
– Васька? – Катерина даже не сразу сообразила, о ком он говорит. – Никто.
– Почему ты с ним?
– Так надо было. – Внезапно Катерина умолкла. И тут же сказала, глядя на живот Валета: – У тебя кровь.
– От холера… – без испуга произнес он, проследив за ее глазами и заметив, что десятидневной давности царапина разошлась и по коже его ползет узкая лента крови. – Ничего. Это пустое, зараз кончится.
Катерина придвинулась и, прежде чем Валет успел остановить ее, ловко и быстро, как животное, зализала царапину. Несколько раз он вздрогнул от боли, но не отстранился. Затем обнял Катерину за худые смуглые плечи и притянул к себе. Она не сопротивлялась. Подняв к Валету лицо, заинтересованно спросила:
– Почему ты там, в номерах, в меня ножом тыкал? Я ведь тебя сдавать не собиралась, напротив…
Катерина задала вопрос лишь потому, что ей действительно было интересно: никакого логического объяснения тому поступку Валета она не нашла, хотя несколько дней кряду думала об этом. И сейчас, внимательно глядя в его глаза, она с изумлением заметила, что вор покраснел.
– Ну… Ни к чему оно, конечно, было… – отворачиваясь от ее пытливого взгляда, проворчал Валет. – Ты смотри, не кажи никому. Тогда вот, ей-богу, в самом деле убью!
– Но почему?! – еще больше удивилась она.
– От дура… – натянуто рассмеялся Валет. – Да меня вся Одесса знает, опозоришь по всей стати… Я тогда и так со страху вскрученный был, шобла легашей на хвосте висла, а тут еще девчонка сопливая моей же машинкой мне в рыло тычет… Ежели кто из урканов узнает – со стыда помру.
Катерина пожала плечами, так ничего и не поняв, но серьезно пообещала:
– Хорошо, я никому не скажу. Да я ведь тут и не знаю никого.
Валет, приподнявшись на локте, внимательно взглянул на нее.
– Ты по-господски говоришь. Не из простых, что ль?
– Я по-всякому говорить могу. Но ты прав. Я графиня.
– Угу… соломенная! – ухмыльнулся Валет.
Катерина не настаивала на своем, но, когда он минуту спустя, гладя ее перепутавшиеся, жесткие от соли волосы, попросил: «Расскажи, откель взялась-то на мою голову», спокойно и без утайки поведала все. Начиная с поджога батюшкиной усадьбы и заканчивая ограблением Мартыновского приюта. Валет выслушал, ни разу не перебив, и если бы Катерина посмотрела на него, то заметила бы, как напряжено его жесткое лицо. Но она не смотрела. А закончив, сразу же, без перехода, заявила:
– Слушай, я есть ужасно хочу.
– Мидию схряпчишь? – спросил Валет, расколов о камень сизую раковину и протягивая Катерине перламутровые створки. В Грешневке она могла питаться даже подгнившей морковью, но сейчас, покосившись на моллюска, в ужасе отшатнулась. Валет захохотал, съел мидию сам, за ней – вторую и третью, мимоходом заметив, что еще бы посолить, и цены б им не было, и, быстро вскочив на ноги, начал одеваться: – Дойдем до города – в ресторан двинем!
В ресторан Катерине, никогда прежде там не бывавшей, вовсе не хотелось, но спорить она не стала и попросила Валета:
– Помоги крючки застегнуть.
До ресторана они не добрались: едва оказавшись в городе, Катерина, как голодная собака, прямо пошла на запах съестного, приведший ее к дверям крошечной и грязной греческой таверны, где подавали жареных бычков, макрель, помидоры, картошку, хлеб и дешевое молдаванское вино «фетяску». Валет, который сам был голоден не меньше, не стал спорить, и, к великой радости хозяина, они наперегонки умяли почти все, что готовилось на огне. Ела Катерина жадно, руками и ножом, лишь изредка спохватываясь о том, что надо бы потише чавкать, и тут же забывая об этом. Валет изредка взглядывал на нее через стол своими светлыми глазами, ел не торопясь, иногда перекидываясь греческими фразами с пузатым хозяином, хлопочущим у жаровни с коптившейся рыбой.
– Ты грек? – невнятно (рот был забит) спросила Катерина.
– Я – всего понемножку, – отшутился Валет. – Да ты не спеши так, не отыму небось. Натрескаешься – пойдем тебе платье купим.
– Зачем? У меня в гостинице есть…
– Вот такие же? – ухмыльнулся Валет, глядя на простое черное саржевое платье, все в разводах от морской соли: Катерина натянула его прямо на непросохшую рубашку.
– Не нравится? – удивилась Катерина, считавшая свой наряд великолепным.
– Нравится. Только моя маруха пошикарней одеваться должна.
Катерина подняла голову, в упор посмотрела на Валета. Подумала и улыбнулась.
– Хорошо. Как хочешь. Только я их носить не умею.
– Сумеешь, – уверенно произнес Валет. – Коли взаправду графиня – так кровь скажется. А в гостиницу лучше и вовсе не возвертайся, чего там тебе делать-то?
В гостинице у Катерины оставались вещи и пять рублей денег, но она решила забрать их позже и не спорить сейчас с Валетом, который, как ей подумалось, к возражениям не привык. К тому же, когда Катерина ела, она не могла заниматься чем-то другим.
Прямо у таверны Валет взял извозчика и приказал отвезти их в «чистую» часть города. Катерина увлеченно смотрела из пролетки на проплывавшие вдоль тротуаров белые и розовые домики за ажурными оградами, а ее спутник не менее увлеченно болтал с молодым «коняшником» о каких-то общих знакомых – Мойше со Слободки и Феньке Безногой с Мозгляковской. Но на Арнаутской, перед огромной зеркальной витриной с изысканной надписью «Салон моды мадам Вотье», он сразу же велел:
– Стой, Семка, нам сюда.
– Обождать?
– А обожди на всякий случай. Катька, руку давай, вылазь.
Катерина, уже примерившаяся было выпрыгнуть из пролетки без всякой помощи, спохватилась в последний момент и чинно протянула руку стоящему на тротуаре Валету. Они встретились глазами и одновременно рассмеялись. Расхохотался, глядя на них, и черномазый Семка на облучке:
– Валет, цигарку выплюнь, некозырно!
– Да иди ты, халамидник… Докуришь?
– А давай…
В большом магазине оказалось прохладно и пусто. Катерина, никогда раньше в таких местах не бывавшая и все свои платья купившая на толкучем рынке, даже растерялась и уже хотела шагнуть назад к высоченным стеклянным дверям, но Валет удержал ее за локоть и обратился к одной из модисток, расправляющей складки роскошного фиолетового атласа на манекене: