– Рад знакомству, госпожа Грешнева, извольте присесть. – Юрий Аполлинариевич отодвинул для Анны стул. Та села и сразу же спросила:
– Господин Козинцев, я могу увидеть сестру?
– Собственно, я хотел просить вас об этом, – пожал острыми плечами под мундиром следователь. – Возможно, вы сумеете повлиять на ее показания, у меня ничего не получается. На любые вопросы она отвечает молчанием, рот открывает только для того, чтобы повторить в который раз, что все сделала сама. Но я в это не могу поверить, барышня шестнадцати лет, из приличной семьи, – и грабеж, убийство… Вот с Валетом мне приходилось встречаться и ранее, он-то как раз на многое способен. Он и сам не отказывается ни от чего, но вот ваша сестрица…
– Ах, разумеется, он совратил ее, этот человек, использовал, вы же должны понимать! – торопливо проговорила Анна. – Ради бога, позвольте мне поговорить с Катей!
– Ее сейчас приведут.
Анна, держа дрожащие пальцы крепко сцепленными под мантильей, принялась ждать. Вскоре дверь кабинета открылась, впустив огромного жандарма и худую, черноволосую, похожую на цыганку женщину в грязном, измятом вечернем платье. Волосы падали ей на лицо, и она не убирала их. Анна удивленно посмотрела на женщину, затем перевела недоумевающий взгляд на следователя. Тот вздохнул, скомандовал:
– Грибков, свободен, обожди там… Катерина Николаевна, здесь ваша сестра.
Черноволосая женщина медленно повернулась. Белый луч из высокого зарешеченного окна упал на ее худое скуластое лицо, высветил зеленые глаза, упрямые жесткие губы. Без капли изумления она спросила:
– Аня? Ты здесь? Зачем?
– Катя! Господи, Катя! – Анна бросилась к ней, обняла, для чего-то торопливо ощупала с головы до ног, несколько раз неловко поцеловала, прижала к себе. – Катя, девочка моя маленькая, как же это вышло? Почему?!
– Аня, это все правда, что они говорят, – так же спокойно сказала Катерина, и Анна, отстранившись, испуганно взглянула ей в лицо, так изменившееся за последние полгода, которые сестры не виделись. Из угловатой девочки-подростка Катерина превратилась в молодую женщину с худым, осунувшимся лицом и неласковым взглядом.
– Откуда это платье? – зачем-то спросила Анна. – Это муар, оно дорогое…
– Купила во французском магазине, – пожала плечами Катерина. Сильно декольтированное платье упало с одного плеча, обнажив его, но она этого даже не заметила, и платье на ней поправила Анна. – Меня в нем и повязали.
– Господи, ты разговариваешь, как… как воровка с Хитрова…
– Аня, я и есть воровка, – устало, словно в сотый раз объясняя простую вещь бестолковому ребенку, произнесла Катерина. – Воровайка. И я тебе чистую правду говорю: я все сделала сама. Сережа лишь помогал, без него бы у меня ничего не вышло.
– Ну, вот видишь! Ты же сама говоришь, что без него…
– А он без меня вовсе не пошел бы на такое дело. Это я его уговорила. Он согласился, потому что любит меня.
– Катя! Ради бога! Тебе шестнадцать лет! Что ты понимаешь в мужчинах, в любви! Этот каторжник воспользовался твоей наивностью и…
– Ничем он не пользовался, – вдруг отрезала Катерина, и ее глаза недобро сузились. – Аня, я все равно больше ничего не скажу. Я господину следователю уже говорила: пусть отпустит Сережу, я покажу, где рыжье Ахичевских и листы. Все цело, кроме денег, их мы в Кишиневе прогуляли. А нет – пусть хоть на части режут.
– Катя!!! – в отчаянии вскричала Анна, до сих пор не могшая поверить, что эта чужая худая воровка с жестким взглядом – ее девочка, маленькая Катя, которую они с Софьей надеялись устроить в жизни, выдать замуж, сделать так, чтоб хотя бы она одна из всех их жила счастливо… Что с ней стало, почему она столь сильно изменилась, как теперь разговаривать с сестрой, какими словами ее убеждать?..
– Ну, хочешь, я сама переговорю с этим твоим… с Сергеем? – схватилась Анна за последнюю соломинку. – Он же все-таки взрослый мужчина и должен понять, что…
– Не нужно. Тебе и не позволят, – уверенно возразила Катерина. Анна резко обернулась в поисках Анциферова, но его не было.
– Не извольте беспокоиться, Анна Николаевна, – сказал сидящий за своим столом Козинцев. – Максим Модестович как раз сейчас беседует с Валетом. Я уверен, у него все получится лучше, чем у вас.
Впервые по замкнутому лицу Катерины пробежала тень тревоги. Закусив губу, она посмотрела на сестру и тут же отвернулась к окну.
– Катя… – прошептала Анна. – Что с тобой стало? Почему, скажи мне, почему?..
– Так уж вышло, Аня, – равнодушно ответила Катерина, глядя в окно. И больше не сказала ничего.
Когда Валет, щурясь от света из зарешеченного окна, вошел в кабинет в сопровождении конвоира, он увидел сидящего за столом массивного человека со спокойным холодным лицом, которое портил шрам над бровью. На незнакомце был мундир статского советника. Скроив на всякий случай безразличную нагловатую усмешку, вор обеспокоенно подумал, что, кажется, дела плохи совсем, если их с Катей работой интересуется такой козырь.
– А Аполлинарьич где? – тем не менее нахально спросил он, разваливаясь на стуле перед человеком в мундире. – Не заболевши, случаем?
– Здоров и тебе того же желает, – чуть насмешливо отозвался тот. – Но, видишь ли, ты мне нужен…
– Это зачем же?
Человек со шрамом не ответил. Помолчав немного и поизучав физиономию Валета из-под тяжеловатых век, он спросил:
– Кого из московских фартовых знаешь?
– И господь с вами, никого вовсе не знаю… – голосом казанской сироты привычно затянул Валет. – Дальше Ростова не хрял с Одессы, от спросите кого хочете…
– Болдогу знаешь? Сивого? Арапку? – словно не слыша его, продолжил человек со шрамом.
– От ей-богу, первый раз слышу…
– И с Арапкой ты сам был, когда его в Черкасске с кассой брали?
– Та не, то не я был, спутали…
– И про Туза с Москвы, для которого ту кассу несли, ты не слышал?
Смуглое лицо Валета с затянувшейся ссадиной во всю скулу, приобретенной во время ареста, на миг застыло. И тут же снова расцвело наглейшей улыбкой:
– Ну, воля ваша, от ничего не пойму, что вы такое толкуете…
– Ну, не поймешь, и не надо. А теперь послушай… – Анциферов перегнулся через стол, поманил к себе Валета, тот послушно придвинулся, и Максим Модестович негромко сказал ему несколько слов. Смуглая физиономия Валета стала серой, в светлых глазах забился неприкрытый страх. Он отпрянул назад.
– Лепишь, дядя… Откуда знать можешь?!
Анциферов молчал.
– Чем докажешь? – нервно спросил Валет.
– Ты был с Арапкой, когда его брали с воровской кассой, – не отрывая взгляда от своих ногтей, бесстрастно повторил Анциферов. – Дружка повязали, а ты в окно выхлестнулся, успел. Он тебе… – снова несколько тихих слов через стол, от которых Валет изменился в лице.