Только тут Илья догадался. И заорал:
– Варька!!!
Та тут же примчалась, всплеснула руками:
– А что я-то? Я и сама час назад всего узнала!
– Да когда же они успели?! Ну, Кузьма… ну, знаешь… – не найдя слов, Илья сел на пол, запустил обе руки в волосы.
Кузьма смущенно пожал плечами:
– Да так вот… успели.
– Ночью в коморе, – сварливо сообщила Макарьевна, входя из сеней. – Я с петухами встала, слышу – шебуршатся, перепужалась – не воры ли? Взяла кочергу, пошла проверять. В двери тырк – а мне навстречу вот этот выскакивает. Глаза дурные, голова – чертом! Я чуть на пол не села! Что, говорю, вурдалак, ты здесь середь ночи делаешь? Женюсь, говорит. И – обратно.
Настя тихо рассмеялась, отворачиваясь к стене. Илья в упор смотрел на Данку. Та не отводила взгляда, спокойно улыбалась, играла углами платка.
– По-моему, всем выпить надо, – деловито сказала Варька. – За мужа и жену. Дарья Степановна, помоги уж.
Варька с Данкой ушли на кухню. Илья сел рядом с Кузьмой. Возмущенно сказал:
– Ну на кой черт тебе это сдалось?!
Кузьма покраснел, полез в затылок, забормотал что-то про удар в голову и шлею под хвост. Илья отмахнулся, не дослушав. Искоса взглянул на Настю. Она посмотрела через его плечо на Кузьму. Ласково, чуть насмешливо сказала:
– Поздравляю, Кузьма Матвеич! Такую красавицу за себя уговорил. Дай бог сто лет прожить, десяток детей родить и сотню внуков!
Кузьма неловко поклонился в ответ. Хотел было сказать что-то, но в это время с улицы донеслись отчаянные крики:
– Кто женился? Кузьма?! Врете, черти! Кто разрешил? Какого лешего?! На ком?! Почему без меня? Ну, покажите только мне его! Шкуру спущу с паршивца!
– Кажется, Митро идет, – злорадно сообщил Илья.
– Ой господи… – испуганно сказал Кузьма, вставая. – Настя! Настасья Яковлевна! Ты это… уж не уходи пока.
– Не бойся! – и Настя бросилась за порог навстречу брату.
В комнату вошли Данка и Варька, нагруженные бутылками, стаканами и остатками вчерашних пирогов. Илья поймал Данку за рукав. Чуть слышно спросил:
– Что, сука, окрутила дите?!
Данка молча, с силой вырвала рукав. Прошла к столу, заняла свое место за спиной Кузьмы. И вовремя, потому что в сенях уже слышался грохот, топанье и отчаянная ругань Митро.
Сразу после Пасхи пришли длинные теплые дни. Солнце стояло высоко в ясном небе, сушило мостовые и немощеные улочки Москвы, грело деревянные стены домиков, пятнами прыгало по молодой траве. В переулках Грузин запестрели легкие цветные юбки, суконные чуйки, летние пальто. Вишни в палисадниках уже успели отцвести, и трава под ними была застелена, как снегом, нежными белыми лепестками. Крупным розовым цветом запенились яблони, сирень выпустила гроздья душистых лиловых соцветий, над которыми до заката вились и жужжали насекомые. Москва ждала раннего лета.
Митро вышел из дома в полдень. Сощурившись, он оглядел залитую солнцем Живодерку, пропустил громыхающую по ухабам тележку старьевщика, гаркнул на гоняющую тряпичный мяч ребятню и не спеша пошел через улицу к домику Макарьевны. Там было настежь раскрыто окно, и голоса Ильи и Варьки, в терцию поющих «Твои глаза бездонные», разносились на всю Живодерку. Митро прислушался, недоумевая, куда делись еще два голоса – Кузьмы и Данки. Но тут же вспомнил, что неделю назад Кузьма повез молодую жену в Ярославль показывать родне, и ускорил шаг.
В палисаднике Митро увидел Настю. Та стояла, спрятавшись в длинных, спускающихся до земли ветвях яблони, слушала песню. Белые лепестки путались в ее волосах. Митро, подойдя, тронул сестру за плечо. Она вздрогнула.
– Ты?..
Митро бережно стряхнул с ее кос яблоневый цвет.
– Чего в дом не заходишь?
Настя грустно улыбнулась.
– А зачем? Знаешь, я давно заметила – они, когда никто не слышит, лучше поют. В хоре и стараются, и берут верно – а все равно не то. Слышишь, ты слышишь, как Илья забирает? Больше всего это люблю – «как хочется хоть раз, на несколько мгновений…» Вот, слышишь? – Настя стиснула ладони у груди. – «Пусть эта даль – туманная, пусть эта глубь – безмолвная…» И Варька какая умница, низы ведет, как стелет… Ах, хорошо! Митро! Ну, скажи, разве не хорошо?
– Мне не нравится, – пробурчал он. – Лучше, когда Смоляко один поет. Эта песня дуэтом – совсем не то. И вообще, пошли в дом.
Они старались войти неслышно, но все равно голоса смолкли, едва в сенях скрипнула дверь. Илья вышел к гостям, держа за гриф гитару.
– О Митро, Настя! Заходите. Сейчас самовар…
– Я по делу к тебе. – Митро прошел в горницу, кивнул Варьке, зачем-то выглянул в окно. – Слыхал, что цыгане пришли? Стоят за Владимирской, на второй версте.
– Не слыхал, – удивился Илья. – Рановато вроде пока цыганам. Наши, наверно, еще и не снялись… Чей табор, знаешь?
– То-то и оно, что нет. – Митро почесал в затылке. С его лица не сходило озадаченное выражение. – Был я там вчера, смотрел… Странные они какие-то. С виду вроде бы цыгане, шатры поставили, кибитки, лошади… Богатые, бабы золотом обвешаны – глаза слепит! Одеты по-чудному как-то… А кони, кони у них! Царские, шерстинка к шерстинке, играют! – голос Митро заметно оживился. – Я подошел было менять – а они человеческого языка не понимают!
– Романэс [54] не знают? – Илья пожал плечами. – Какие же это цыгане?
– Вот и я не пойму. Их старик ко мне подошел, кланяется, говорит что-то. И по-цыгански вроде, а я через два слова на третье понимаю. Говорит мне: «Ав орде, бре…» Я его спрашиваю: «Со ракирэса?» [55] А он только глазами хлопает.
– «Ав орде»? – переспросил Илья. Задумался, наморщив лоб, и вдруг рассмеялся. – Да нет, не бойся. Цыгане это. Только не наши, а болгары. Мы прошлым годом по Бессарабии болтались, их там много кочевало. Они котляре, посуду делают. Я по-ихнему немного знаю.
– Знаешь? – обрадовался Митро. – Слушай, дорогой мой, сделай милость – идем со мной. Вдвоем хоть договоримся с ними. Я там таких четырех коньков приглядел – любо взглянуть! Они их на ярмарку пригнали, а до базарного дня неделя почти. Пойдем, Илья! Кофу пополам разделим, мое слово!
– А успеем до ночи обернуться? – засомневался Илья. – Яков Васильич велел, чтоб в ресторане сегодня непременно… Вроде ротмистр Грачевский с друзьями от полка прибыл.
– Сто раз успеем! Ну – поехали, что ли? Я извозчика возьму.
– И мы с вами, – вдруг сказала Настя, до этого с жадным любопытством слушавшая рассказ брата. – Я и Варька.
– Ну зачем это еще… – заворчал Митро, но Илья неожиданно согласился: