– Лазарь… – охрипшим голосом сказал он. – Уже идут.
Лазарь глянул на дорогу, подпрыгнул на месте, охнул и юркнул в дверь трактира. С минуту оттуда доносились звуки отчаянных его перемещений из комнаты в комнату и приглушенные чертыхания, а потом в окно просунулась почерневшая, засиженная мухами, почти неузнаваемая икона Николы. Рядом с Николой появилась бумажная пыльная Богородица, и по скрежету металла Илья догадался, что проклятый Лазарь запирается изнутри.
– Эй, Лазарь, сукин сын! – заорал он, прыгая на крыльцо и барабаня кулаками в дверь. – А нас, что ли, тут бросишь? Мы ж тоже православные!
Евреи заголосили втрое громче. Те, кто постарше, безмолвно опустились на колени в молитве, матери зажимали рты младенцам, бледные мужья обнимали ревущих жен. Роза, с потемневшим лицом, с ходящими желваками на скулах, смотрела на это столпотворение. А затем не вошла – взлетела на крыльцо, ударила кулаком в дверь и крикнула так, что Илью бросило в пот:
– Лазарь!!! Не отопрешь – клянусь, я сама тебя в море утоплю!
Мгновение было тихо. Затем дверь осторожно приоткрылась. Роза дернула за ручку, пнула коленом в живот стоящего за ней Лазаря так, что тот с воплем повалился на спину, повернулась к толпе евреев и закричала:
– Живо сюда, люди добрые! Да не войте, как грешники в аду!
Несмотря на серьезность момента, Илья подивился организованности евреев: они смолкли, словно по команде, и скопом бросились в дверь, волоча за собой детей и едва успевших подняться с колен стариков. В считаные минуты во дворе никого не осталось. Илья вбежал вслед за ними; по звуку догадался, что Роза уже в своей комнате, и помчался туда. Распахнув дверь, закричал:
– Ты ума лишилась, чертова баба?! Лазарь прав: всех перетопят, как котят, и жидов, и нас вместе с ними! Хоть бы о Митьке подумала, дура. Сдохнешь, что с ним будет?
Роза, не отвечая, сидела над своим сундуком с откинутой крышкой и молча, ожесточенно вышвыривала прямо на пол тряпки. Найдя то, что искала, она бросила пестрый сверток на кровать, повернулась к Илье и отрывисто приказала:
– Запалите костер во дворе.
Взгляд у нее был таким, что Илье в голову не пришло ослушаться. Повернувшись, он молча понесся во двор. Там вместе с Митькой, Белашем и не успевшим сбежать Спиро они в минуту разобрали забор, сложили шатром старые, сухие колья, и, когда Роза появилась на крыльце, пламя уже полыхало.
– Ох, лапти… – простонала она. – Маленький нужно!
– Зараз потушим! – пообещал Спиро, хватая ведро с водой. Илья же, забыв выпустить топор из рук, во все глаза смотрел на Розу. Впервые на ней не было ее синей юбки и оранжевой кофты. Роза стояла перед ними одетая, как цыганка-котлярка: в длинной юбке с оборкой от колена, желтой кофте с широченными рукавами и вся увешанная медными монетами. На голове ее, скрывая спутанные кудри, был повязан и сдвинут низко на лоб черный платок с бахромой. Из-за него Роза выглядела угрожающе, а изогнутая трубка во рту дополняла сходство с разбойничьей атаманшей.
– Господи, ты что напялила? Тебя же узнать нельзя!
Но Роза не слушала его. Обняв за плечи Митьку, она шепотом говорила ему что-то, показывая рукой на море, где едва виднелись черточки шаланд. Выслушав, мальчишка кивнул и во все лопатки понесся со двора. Илья успел только заметить, что в руках он сжимает Розин красный платок. Спросить, для чего Розе это понадобилось, он не успел: на дороге уже отчетливо проявилась толпа погромщиков, громко и вразброд распевающих псалмы и потрясающих иконами. Это были пьяные фабричные, босяки, ищущие легкой наживы, какие-то бабы с палками наперевес. Их было примерно столько же, сколько прибежавших евреев, и Илья против воли почувствовал, как что-то холодное и колючее ползет по спине. Он знал, что такое погромы, насмотрелся на них еще в Кишиневе, и здравый смысл подсказывал ему, что нет легче способа умереть, чем выполнять все, задуманное Розой. Но было поздно: Роза плеснула на костер водой, взгромоздила на зашипевшие угли котел, сунула туда медную поварешку Лазаря и, обернувшись к наблюдающим за этим Илье, Белашу, Спиро и поломойке-Юльке, прошипела:
– Пошли вон отсюда!
Илья воспротивился:
– Я здесь, с тобой останусь! Они тебя порвут!
– Порвут, – согласилась Роза. – Если не уйдешь сей минут! Ну, морэ, я знаю, что делаю! Отгребайте, они вон в поселке уже!
Илья переглянулся с Белашем. Вдвоем они, не сговариваясь, подошли к забору, выдернули каждый по колу, Спиро поднял обломок весла, Юлька бросилась в трактир и вернулась с огромной сковородкой на длинной ручке. А затем все ополчение, повинуясь решительному жесту Розы, молча, быстро и организованно отправилось в мазаный грязный сарай, где Лазарь держал овец и выводок тощих кур. Там Илья пристроился у крохотного мутного оконца и, до боли сжимая в руке кол, принялся наблюдать. Рядом жарко дышала ему в плечо Юлька, пыхтел Белаш. Ободранный петух заорал было с насеста, но Спиро кинул в него корзиной, и тот умолк.
Толпа под крики «Христиан не тронем!», «Жидов нам дайте!» торжественно подползла к трактиру. Илья отчетливо видел красные, потные лица, осоловелые от выпитого глаза, выбившиеся из-под платков волосы баб и уже не стыдился покрывшего спину липкого пота. Несколько человек, покачиваясь, вошли в распахнутые настежь ворота – и остановились. Остановились и идущие следом. Илья вытянул шею – и увидел Розу.
Она, казалось, не замечала стоящую у ворот толпу сброда. Сгорбившись, как старуха, дымя трубкой, она, прихрамывая, бродила вокруг своего котла, и по ее губам Илья видел: что-то бормочет.
– Робя, да это же цыганка! – разочарованно выкрикнул кто-то в толпе. – Не жидовка никакая!
– И шо с того? – пронзительно вопросила бабенка в зеленом платке с огромным животом. – Все они единым миром мазаны! Кто гвозди-то ковал, шоб Христа распять? Цыгане!
Роза подняла голову. Илья увидел ее сумрачное, неузнаваемое лицо, хмуро блестящие из-под черного платка глаза. Посмотрев долгим, тяжелым взглядом на пришедших, она повернулась к ним спиной и, ничего не сказав, снова пошла вокруг котла.
– Да что вы на нее смотрите?! – не унималась беременная бабенка. – Видите ж, православные, – ведьма! И жидов они вон в той хате прячут, шинкарь – тоже жид, да и одноглазый к тому ж! Робя, бей христопродавцев!
Толпа зашевелилась, загудела, качнулась вперед. Илья кинулся к выходу из сарая, но огромная лапа Белаша схватила его за рубаху.
– Да не лягайся ты! Успеешь смертушку принять. Бачь…
Из рядов погромщиков к Розе шагнул молодой парень с испитым лицом, со сбитым на затылок картузом, в красной, явно новой рубахе. Оглянувшись на толпу, он шагнул к Розе, ломаясь, попросил:
– Поворожи мне, што ль, нечисть, перед смертью?!
– Перед чьей? – спокойно спросила Роза, не отрываясь от котла.
Толпа взорвалась негодующими воплями. Парень перестал улыбаться. Нахмурившись, грозно спросил: