Живая Лайма оказалась гораздо симпатичнее, чем на фотографиях. Раньше, когда она преподавала английский в захудалом вузе, у нее было совсем другое выражение лица — более смиренное, что ли. Сейчас она твердо стоит на ногах и смотрит немного свысока, но ему это только на руку. Ее командирские замашки помогут осуществлению его замечательного плана.
— Итак, я вас слушаю, — заявила потенциальная жертва, заняв рабочее место и сложив перед собой руки: бесцветный лак на ногтях, на запястье — узкие часы на темном ремешке и всего одно колечко на пальце.
Дубняк обежал взглядом кабинет. Все предметы на столе простые и изящные. Мебель светлая, с закругленными краями. Акварели на стене, пронизанные солнцем, рождают в груди щемящее ощущение счастья. Он бы никогда не смог сосредоточиться в такой комнате. Значительные дела должны вершиться в полумраке.
— Я вас слушаю, — еще раз повторила Лайма и, взяв ручку, нацелила ее на белый лист, словно незваный гость собирался ей что-то диктовать.
— Ваш центр временно закрывается, Лайма Айваровна, — сказал Дубняк и положил ногу на ногу. Лайма вскинула на него обеспокоенный взгляд. — И в связи с этим я хочу предложить вам работу. Очень ответственную работу, — добавил он.
— Почему же центр закрывается? — спросила хозяйка кабинета, и Дубняк поразился ее внешнему хладнокровию. Только глаза у нее потемнели, из дымчато-серых в считанные секунды превратившись в графитовые.
— Здание находится в аварийном состоянии.
— Вы имеете в виду протекший кран в мужском туалете? — холодно поинтересовалась она.
— Не в моей компетенции обсуждать такие вопросы, — парировал Дубняк.
— А что же тогда в вашей компетенции?
— Вы.
— Не понимаю.
Лайма была озадачена. Опыт работы с людьми многому ее научил, ее трудно было поставить в тупик. Но этот странный маленький человек сразу произвел на нее гнетущее впечатление. Взгляд у него был какой-то нехороший, словно он замыслил подлое дело и прикидывал, как ловчее с ним справиться.
— Объяснитесь, пожалуйста, — попросила она. Даже не попросила, а потребовала.
Дубняк достал удостоверение и подержал его у Лаймы перед носом, ни на секунду не выпуская из рук. Документом он дорожил. Не только потому, что отвечал за него головой, нет. Он давал Дубняку ощущение свободы. И почти безграничных возможностей в мире обычных людей. Всякая дверь открывалась с помощью этого документа. Всякий рот развязывался. И на эту девицу удостоверение тоже произвело впечатление.
— Ах, вон оно что, — пробормотала она и взглянула на своего визави более внимательно.
— Однажды вы уже участвовали в нашей операции, — Дубняк приосанился и торжественно заключил:
— Пришло время еще раз помочь своей стране.
— Ерунда! — неожиданно заявила Лайма. — Если бы я хотела стать разведчицей, то стала бы ею. У меня гуманитарное образование и ярко выраженное стремление выйти замуж. Вы не можете меня заставить.
— Конечно, нет! — замахал руками Дубняк. — Боже упаси! Мы никогда никого не заставляем.
Лайма насторожилась. Последние слова ей совсем не понравились. И интонации Бориса Борисовича тоже не понравились. Он уверен в том, что победит, на все сто. Неужели в службе государственной безопасности на нее есть какой-нибудь компромат? Чем она могла провиниться? Забыла заплатить за булочку в магазине? Задолжала за телефон? Задавила кошку депутата Государственной думы? У непрошеного гостя тем временем лицо сделалось таким умильным, словно ему только что вернули крупную сумму денег.
— А что я должна делать? — спросила Лайма, принимаясь барабанить пальцами по столу.
— Об этом мы поговорим, когда вы дадите свое принципиальное согласие.
— Не дам.
— Ну… Вообще-то… Конечно. В ближайшее время вы будете очень заняты…
— Чем это? — мрачно спросила Лайма.
Ей хотелось избавиться от этого человека как можно скорее. Он был, словно кусочек метеорита — не опасный сам по себе, но напоминающий о той страшной и неведомой силе, частью которой являлся,
— Вы же не бросите в беде вашу бабушку! Предстоят большие хлопоты, расследование, суд… Родственники потерпевшего требуют сатисфакции. Они во что бы то ни стало решили добиться того, чтобы ваша бабушка села.
— В тюрьму?!
— Она наехала на пешехода! В ее возрасте не следует водить автомобиль. Вероятно, она лет тридцать не сидела за рулем — и вот результат.
— Машину у нее угнали! — захлебнулась возмущением Лайма. — Она ведь подала заявление об угоне!
— Конечно. Задавила человека и подала. Чтобы избежать наказания. Бросила машину в чужом дворе, а сама отправилась домой и решила, что все как-нибудь утрясется.
— Вы не можете посадить в тюрьму старого человека! И к тому же невиновного!
— Почему это? — Дубняк сделал бровки домиком. — Она уже лет семьдесят как совершеннолетняя и должна нести ответственность за свои поступки. Конечно, — добавил он медовым голосом, — если вы вдруг передумаете и решите все-таки нам помочь… Мы тоже вам поможем.
— Вы меня шантажируете! — воскликнула Лайма.
— Просто прошу проявить благоразумие, не более того.
Лайма встала и прошлась вдоль стола, потирая лоб ладонью. Мысли брызнули в разные стороны, словно мальки из дырявого сачка. Что делать? Как поступить? Отдать бабушку Розу на растерзание родственникам пострадавшего? Суду? Бабушка этого не переживет. Конечно, она дама своеобразная, но у нее обостренное чувство справедливости. Если Розу обвинят в том, чего она не совершала, ее дух будет сломлен.
Бабушка Роза была особой взбалмошной и всегда напоминала Лайме состарившуюся Мэри Поппинс. Она повсюду ходила с зонтом, любила выражать недовольство вслух и, беззастенчиво пользуясь своими сединами, ухитрялась командовать всяким, кто попадал в поле ее зрения. Лайма представила себе бабушку на скамье подсудимых и с трудом проглотила подступивший к горлу комок. Нет, это невозможно! Этого нельзя допустить!
— А что за работу вы предлагаете? Мне опять придется переводить? — спросила она, глянув на довольного собой Дубняка.
Тот с жадностью наблюдал за сменой выражений ее лица и нутром почувствовал, что победил. В сущности, он в этом и не сомневался, но ему всегда нравился момент триумфа. Момент, когда другой человек признает свое поражение. Потрясающее ощущение!
— В том числе и переводить, — кивнул он. — Нужно встретить одного важного индуса, выдав себя за другую особу. И учтите — это задание государственной важности.
Лайма уставилась на него в полном недоумении:
— У вас что, не хватает сотрудников? Почему вы обращаетесь именно ко мне? Чем я заслужила такую честь?