— Друзья! — крикнул он во весь голос, обращаясь к публике. — Я Герман! Я автор этой пьесы! Вернее, не этой пьесы, а той, которая тут не шла. Но меня обманом заманили в автобус и заставили дышать ртом!
— Ребята, а трусы снять? — крикнула из зала какая-то бесшабашная дамочка. — Давайте, не останавливайтесь!
И тут зал грохнул. Публика хохотала так, что в лампах накаливания дрожали язычки. Потом кто-то несколько раз хлопнул в ладоши, другой поддержал его, и наконец публика разразилась громовыми аплодисментами.
— Кланяйся, — крикнула Лайма Герману, пытаясь перекрыть поднявшийся шум.
— Но я тут ни при чем!
— Раз хлопают, надо кланяться.
Вся честная компания тем временем убралась за кулисы. Медведь с Корнеевым проворно оделись, Бондопаддхай забрался по боковой лесенке на сцену и теперь бегал вслед за возбужденной Лаймой, выкрикивая гневные слова. Пудумейпиттан следовал за ним, извергая из себя сто неразборчивых слов в минуту.
Специальный корреспондент газеты «Столичные штучки», присутствовавший на премьере, опустил голову и азартно строчил в своем блокноте: «Мы все говорим на разных языках, рядимся в разные одежды. Живем, совершая нелепые поступки и обнажая душу и тело перед абсолютно незнакомыми людьми. Кто-то предъявляет претензии к работе правительства и правоохранительных органов, кто-то занят только собой и своими личными переживаниями. Но если мы не задумаемся о будущем, о том, куда нас ведут страшные научные открытия, не станем заниматься самосовершенствованием, своим духовным развитием, всех нас в конечном итоге ждет ядерная катастрофа».
— Он заподозрил неладное, — заметил Корнеев, имея в виду Бондопаддхая, которого они завели пообедать в маленький, но весьма респектабельный ресторанчик. — Почувствовал, что в театре было что-то не то.
Пророк и в самом деле сидел хмурый и раздраженный, словно государственный чиновник при исполнении, и ковырял вилкой крабовый салат. Лайма, которая вообще не чаяла, что им удастся завершить эпопею с выступлением перед «верующими», напротив, находилась в приподнятом настроении.
— Пусть думает, что хочет, — ответила она, — но первый пункт программы мы выполнили.
— Ценой невероятных усилий, — добавил Корнеев. — Теперь-то мы точно знаем, что за этим типом ведется настоящая охота. Мы из кинотеатра «Спутник» еле ноги унесли.
После представления, данного в театре «Галлюцинация», перед ними остро встал вопрос отсутствия денежных средств. Корнеев вздохнул и сказал, что ситуация критическая, и это развязало ему руки.
— Я перевел немного денег на одну из наших пластиковых карт, — сообщил он.
Лайма даже не спросила, откуда он их взял. И у Медведя ничего не стала спрашивать, когда тот отправился, как он сам выразился, добывать не засвеченный транспорт. «Лишний контроль может только навредить делу», — решила она. Как говорится: чем меньше знает командир, тем преданней ему солдаты.
Медведь пригнал к ресторану симпатичный миниавтобус и похвалился:
— Даже документы на него есть.
Бондопаддхай забрался в салон, упал на заднее сиденье и громко известил Лайму:
— Я должен вступить в контакт со своими последователями. Вы не дали мне сойти к людям.
— Тоже мне, Будда хренов, — проворчал Корнеев. — Сойти, видишь ли, ему не дали.
А Медведь обернулся к нему и немедленно заявил:
— Мы — твои последователи. Чего тебе еще надо?
Бондопаддхай посмотрел на него исподлобья и пошевелил бровью. Лайма поспешила заверить пророка, что все идет по плану и у него еще будет время пообщаться с народом.
В настоящий момент путь их лежал на Тверскую улицу. Ведь Дубняк четко сказал — если оборвется телефонная связь, в тот же день в семь вечера их будет ждать либо он сам, либо его помощник Вадим возле Центрального телеграфа. Время поджимало, поэтому завезти Бондопаддхая в гостиницу они уже не успевали.
— Борис Борисычу не понравится, что мы притащили подопечного с собой, — вслух подумала Лайма.
Корнеев, который уселся за руль, беспечно откликнулся:
— А мы его не станем из машины доставать, пусть сидит тут, в окошко смотрит. Спроси, как ему столица нашей Родины, нравится?
Лайма с сомнением взглянула на Бондопаддхая и решила, что лучше ни о чем не спрашивать. Пудумейпиттан вообще не интересовался красотами города — он забился в угол и смотрел четко на свои коленки.
— Странный народ, — пожал плечами Медведь. — Если бы я поехал путешествовать, то уж все обсмотрел бы.
Он вспомнил, как возил маму в Венгрию, как они жили в гостинице возле озера и ходили по вечерам гулять по городу. Все-все рассматривали, на каждую мелочь обращали внимание… А эти?
— Индусы вообще не как мы, — согласился Корнеев со знанием дела.
— Он европеизированный индус, — напомнила Лайма. — Учился в Лондоне.
— Ага, втиснулся в ту самую щель между Востоком и Западом, о которой все мы наслышаны. Кстати, парковаться тут негде, придется свернуть в переулок.
Они действительно свернули и встали перед учреждением, из которого выходили озабоченные люди.
— Все оставайтесь на своих местах, — в очередной раз взял на себя инициативу Медведь, — а я пойду на разведку.
— До семи еще десять минут, — напомнила Лайма.
— Ничего — похожу, осмотрюсь.
Только очутившись в толпе возле телеграфа, Медведь сообразил, что не помнит в лицо помощника Дубняка. Он видел его мельком в коридоре, когда тот уводил Лайму, но больше, конечно, смотрел на нее, чем на него. Корнеев тоже его вряд ли помнит. Медведь немного подумал и решил, что не станет возвращаться к машине и пускаться в объяснения. Попробует справиться сам. В конце концов, может, на встречу придет Дубняк. Да и Вадим, как бы он сейчас ни выглядел, обратит на себя внимание. Хотя бы тем, что станет слоняться возле входа.
Бондопаддхай, которому не объяснили причины задержки, закрыл глаза и делал вид, что дремлет. Его помощник сидел тут же, как статуя, олицетворяющая покорность. Корнеев достал ноутбук, мобильный телефон, через который подключался к сети, и погрузился в нирвану. Одна только Лайма не знала, куда себя деть — постоянно смотрела то на часы, то в окно. Но было слишком далеко, чтобы увидеть что-нибудь стоящее.
— Уже четверть восьмого, — сообщила она Корнееву через некоторое время.
— Мг-м, — ответил тот, не поднимая глаз.
Лайма вздохнула. Вот только что был человек — и нет его. Сидит приставка к компьютеру, даром что хорошо выглядит.
— Половина восьмого, — обеспокоенно заявила она, сдерживая порыв встать и идти.