Вот наконец нужный поворот. Несколько километров узенького рваного асфальта, испещренного буграми и подозрительными выпуклостями. Казалось, его положили прямо на дерн, оставив внизу шишки и камни. Лайма аккуратно сползла на проселок, который убегал в зеленые дебри, раздвигая кустарник и теряясь в подлеске. Массивные сосны торчали из земли слишком часто, словно свечи, воткнутые в именинный пирог пенсионера. Жиденькое серое утро здесь, под их кронами, казалось мрачным, солнце никак не могло вырваться из-за горизонта, чтобы смести всю небесную грязь на задворки.
Еще немного, и должно появиться жилье. Лайма снизила скорость, потому что увидела впереди знакомый микроавтобус. Он был оставлен прямо посреди дороги. Вернее, в конце дороги, потому что передними колесами стоял уже на траве. Дальше начиналась тропка — такая узкая и хилая, точно ее протоптало семейство ежиков, курсирующих от норы до соседнего прудика.
Не выходя из машины, Лайма достала мобильный и набрала номер Медведя. Телефон оказался выключен. Тогда Лайма позвонила Корнееву. Тот же результат. Она почувствовала себя ужасно неуютно. Медведь носил мобильник на поясе штанов, а Корнеев в кармане рубашки. Что могло заставить их отключиться?
Лайма стала ругать себя за то, что не позвонила еще вчера, перед тем, как лечь спать. Как она могла поступить столь легкомысленно? Она никуда не годный агент. Достав из «бардачка» пистолет, завернутый в тряпицу, Лайма развернула его и спрятала под футболку, заткнув за пояс юбки. Может, и зря она не надела штаны, но в юбке было привычнее. Холодный металл коснулся голой кожи, и появилось ощущение, что в живот дышит зверь, способный в любую секунду отгрызть кусок ее тела. Лайма аккуратно прихлопнула дверцу машины. Вышла на тропинку и крадучись двинулась вперед. Глаза ее шныряли по сторонам, словно у американского поселенца, опасающегося нападения индейцев.
Домик, описанный бабушкой Розой, стоял на пригорке — хорошенький, ухоженный, с высоким крылечком. В окнах было темно, вокруг — тихо. На всякий случай Лайма решила обойти его по кругу и приблизиться со стороны двора. Несколько раз из зарослей папоротника с гортанными криками вылетали птицы, и тогда она приседала, ожидая самого худшего. Но ничего не случилось, и ей удалось подобраться к дому живой и невредимой. Подойдя к задней двери, Лайма поскребла ее ногтями, потом постучала согнутым указательным пальцем.
Дверь открылась неожиданно. Медведь одним стремительным движением обхватил Лайму за плечи и втянул внутрь. Корнеев, стоявший тут же, заперся на засов. Глаза у обоих были горячечные, будто они только что участвовали в знатной потасовке. В глубине мрачной и убого декорированной комнаты на продавленном диванчике рядком сидели Бондопаддхай и Пудумейпиттан, напоминая испуганных детей, которых родители оставили на вокзале сторожить чемоданы.
— Как тебе удалось сюда пробраться?! — шепотом спросил Медведь, глядя на Лайму с недоумением.
— А что? — не поняла она. — Здесь гадючье болото, и меня должны были закусать до смерти бешеные змеи?
— Мы так надеялись, что ты не приедешь. Нас окружили, — сказал Корнеев. — Их так много, что мы даже растерялись. Боюсь, пророку живым отсюда не выбраться. Мы, конечно, будем защищать его до последней капли крови, но у них автоматы.
— У кого? — Лайма позеленела.
— Полагаю, это и есть неоатеисты. Они одеты в защитные костюмы и маски. Залегли вокруг дома. Не представляю, почему тебя не сцапали.
— Вероятно, решили, что она не представляет для них никакой угрозы, — высказал предположение Медведь. — Или хотят положить всех сразу. Может, подожгут дом.
— Но как они вас выследили? — Лайма задрожала мелкой дрожью.
Закончить жизнь в избушке возле Тарасовки, отстреливаясь от неоатеистов, не казалось ей таким уж заманчивым. Она собиралась отправиться на тот свет лет в девяносто, в окружении внуков и правнуков, с любимой кошкой в изголовье кровати.
— Вот! — вскинул брови Медведь. — Зришь в корень. Думаю, у нас проблемы со связью. Дело в том, что ночью позвонил босс.
— Борис Борисович? — Лайма была поражена. — Он что-нибудь объяснил? Почему не отвечал на звонки и не прислал связного?
— Они с помощником выполняли другое задание, вот в чем дело.
— И после его звонка появились эти… — подхватил Корнеев. — Вероятно, нас прослушивают. Мы снова вышли на связь с боссом, но он заверил, что с его телефоном все в порядке.
— А подкрепление? Он не может прислать подкрепление?
— Да ты что? — охладил ее Медведь. — Это же секретная операция. Если влипнем, никто нас выручать не будет. А то ты не знаешь.
Лайма не знала.
— Телефоны мы отключили, чтобы заодно и тебя не светить, — сказал Корнеев. — Давай сюда свой, мы его отрубим. Он ведь может служить маячком для врагов.
— Зачем им маячок, — пробурчал Медведь, — убийцы давно тут. Ну и много же их!
— Они уже открывали огонь на поражение? — спросила Лайма. — Обстреливали дом?
— Нет, только подбираются.
— Что будем делать?
Она старалась не показывать своего страха, но руки тряслись так, что пришлось втиснуть их в тесные карманчики юбки. Тут же напомнил о себе пистолет, и Лайма с облегчением отдала его Медведю.
— Пусть побудет у тебя.
— Я готовлюсь к вылазке, оставь пистолет у себя, — сообщил он. — Вы с Корнеевым пороху не нюхали в отличие от меня. Я умею незаметно подобраться к врагу и.., обезвредить.
— Может быть, не надо.., обезвреживать? — струсила Лайма. — Мы не знаем их истинных намерений.
— Полагаешь, они хотят пригласить нас на вечеринку со стриптизершами? — хмыкнул Корнеев. — Нет, они сидят в засаде. И сидят по-серьезному.
— Отсюда видно хоть одного?
Корнеев подал ей маленький цилиндрик, оказавшийся подзорной трубой, и подвел ее к окну.
— Стань вот так, — велел он. — Смотри пристально вон на тот куст. Если хватит выдержки, сможешь его засечь.
Лайма приставила трубу к правому глазу. Труба немного поплясала у нее в руках, потом все-таки замерла и немедленно показала Лайме врага. Враг был страшный. На голове — черная каскетка, глаза под пластиковыми очками, плотно прилегающими к лицу, рот и нос закрыты специальной маской. Экипировка будь здоров. Он высунулся на несколько секунд и снова скрылся среди листвы. На том месте, где только что была его голова, только тускло блеснул в лучах восходящего солнца кончик автоматного ствола.
Лайма почувствовала, что ноги у нее сделались ватными, и в тот же миг увидела второго. Этот выглядел еще более загадочно. В пятнистом костюме, с фашистской каской на голове. Под каской тоже были очки, а сама она оказалась раскрашена зелеными и розовыми горошками.
— Ладно, я пошел, — сказал Медведь. — Вылезу через подвальное окно прямо в ту крапиву. Им не поздоровится.