Может, рвануть на второй этаж и отыскать спички? Или кипяток? Честно говоря, я предпочла бы испытать мучительную боль, лишь бы меня не разоблачили.
— Черт! Его нет дома. — Ванда кладет трубку на место.
— Какая жалость, — выдавливаю я, и тут в кухню входит Магнус, а за ним Феликс.
— Привет, Поппи, — говорит Феликс и тут же утыкается в какой-то учебник.
— Ну вот! — Магнус переводит взгляд с меня на родителей, словно оценивая обстановку. — Чем занимаетесь? Правда, Поппи выглядит еще красивее? Разве она не прелесть?
Он ласково ерошит мне волосы.
Я бы не хотела, чтобы он делал это. Понимаю, он старается быть милым, но я смущаюсь. Ванда тоже не знает, как реагировать.
— Очаровательно, — вежливо улыбается Энтони, словно восхищается чьим-то садом.
— Ты дозвонился до доктора Уилера? — спрашивает Ванда.
— Да, — кивает Магнус. — Он сказал, главное — культурный генезис.
— Значит, я что-то не так поняла, — с легким раздражением произносит она и поворачивается ко мне: — Мы пытаемся опубликовать статьи в одном журнале. Все шестеро, включая Конрада и Марго. Такое вот семейное предприятие. Феликс делает указатель. Участвуют все!
Все. Кроме меня.
Но разве мне хочется написать научную статью в какой-то малоизвестный журнал, который никто не читает? Нет. Могу я это сделать? Нет. Знаю ли я, что такое культурный генезис? Опять же нет. [19]
— У Поппи есть публикации в ее области, — неожиданно провозглашает Магнус, словно вставая на мою защиту. И гордо улыбается. — Правда, дорогая? Не скромничай.
— Ты где-то публиковалась? — Энтони как будто просыпается и смотрит на меня с необычным вниманием. — Это интересно. В каком журнале?
Беспомощно таращусь на Магнуса. О чем это он?
— Вспомни! — подначивает он меня. — Ты же говорила, что напечатала заметку в журнале по физиотерапии.
О боже. Нет.
Я убью Магнуса. С какой стати он поднял эту тему?
Энтони с Вандой ждут. Даже Феликс с интересом поглядывает на меня. Они ожидают, что я заявлю, будто осуществила прорыв в вопросе о культурном влиянии физиотерапии на кочевые племена или что-то в этом роде?
— Это была «Еженедельная сводка новостей физиотерапии», — наконец мямлю я, глядя себе на ноги. — Это не научное издание. А просто… журнал. Они как-то раз напечатали мое письмо.
— Ты провела исследование? — спрашивает Ванда.
— Нет, — продолжаю бормотать я. — От пациентов иногда плохо пахнет. И я предложила медикам надевать противогазы. Это была… шутка. Я хотела, чтобы все посмеялись.
Молчание.
Я так сконфужена, что не смею поднять голову.
— Но ведь ты написала диплом, — говорит Феликс.
— Да. То есть… Он не был опубликован. — Неловко пожимаю плечами.
— Я бы хотел прочитать его.
— Хорошо. — Я улыбаюсь.
Конечно, Феликс не станет читать мой диплом. Просто пытается приободрить меня. Очень мило с его стороны, но я почему-то чувствую себя еще хуже. Мне двадцать девять, а ему семнадцать. К тому же если он и хотел повысить мою самооценку, то потерпел поражение. Его родители даже не слушают нас.
— Конечно, юмор — это форма выражения, имеющая большое значение в культурном нарративе, — с сомнением произносит Ванда. — Якоб С. Гудсон написал интересную работу «Почему люди шутят»…
— Кажется, она называлась «Люди шутят»? — поправляет ее Энтони. — Ее основное положение…
Щеки у меня по-прежнему горят, и я ничего не могу с этим поделать. Мне хочется, чтобы кто-то заговорил об отпуске, или о сериале «Жители Ист-Энда», или еще о чем-то таком.
Конечно, я люблю Магнуса. Но я пробыла здесь пять минут, и уже на грани нервного срыва. Как я переживу Рождество? Что, если наши дети окажутся вундеркиндами, я не буду понимать их, и они станут смотреть на меня свысока — ведь я не доктор философии.
Пахнет чем-то едким, и я понимаю, что это горит «болоньезе». Стоя у плиты, Ванда распинается об Аристотеле и ничего не замечает. Беру у нее ложку и начинаю помешивать соус. Слава богу, для этого не надо быть лауреатом Нобелевской премии.
По крайней мере, я чувствую себя полезной. Но спустя полчаса мы все сидим за столом, и я снова лишаюсь дара речи.
Ничего удивительного, что Энтони и Ванда не хотят, чтобы Магнус женился на мне. Они считают меня тупицей. Ужин в полном разгаре, а я не вымолвила ни единого слова. Все это так тяжело. Разговор для меня мука мученическая.
— …Главный редактор, к сожалению, решил иначе. Они не будут переиздавать мою книгу. Увы! — жалуется Энтони.
Тут я настораживаюсь. В кои-то веки начинаю понимать, о чем речь, и мне есть что сказать.
— Это ужасно! — сочувственно говорю я. — Почему?
— Им нужна читательская аудитория. Нужен запрос, — театрально вздыхает Энтони. — Да ладно. Все это не имеет никакого значения.
— Конечно же, имеет! — с воодушевлением не соглашаюсь я. — Давайте притворимся читателями, напишем редактору, что книга просто блеск, и потребуем нового издания.
Я уже начинаю сочинять письмо. Уважаемый сэр. Я потрясена известием, что не будет нового издания этой замечательной книги. Мы напечатаем письма разными шрифтами, отправим их из разных уголков страны.
— А ты купишь тысячу экземпляров? — Энтони вперивает в меня ястребиный взгляд.
— Я… э… Возможно…
— Потому что, Поппи, если издатель выпустит книгу тысячным тиражом и его не раскупят, то положение у меня будет хуже некуда, — скупо улыбается он. — Ты это понимаешь?
Чувствую себя совершенно раздавленной.
— Понимаю, — лепечу я. — Да… Простите.
Встаю из-за стола и начинаю собирать тарелки. Магнус что-то набрасывает на листке и показывает его Феликсу. Он рассеянно улыбается мне, а когда я прохожу мимо, гладит меня по заднице. Но это не поднимает мне настроения. Когда мы снова усаживаемся за стол, чтобы приступить к пудингу, Магнус стучит вилкой по бокалу и встает.
— Я хочу выпить за Поппи, — решительно провозглашает он. — Для меня большая радость, что она входит в нашу семью. Она очень красива, а еще заботлива, забавна и удивительна. Мне страшно повезло.
Он оглядывает свое семейство, словно пытается понять, все ли согласны с ним, и я благодарно улыбаюсь своему жениху.
— Я также очень рад, что мама с папой вернулись домой. — Магнус поднимает бокал. — Мы очень скучали без вас!
— Только не я! — встревает Феликс.