– Я не очень-то уверена в этом, Мартин. Кейт сама на себя не похожа. – Марта надеялась, что ее дочь не набралась какой-нибудь романтической чепухи вроде того, что любовь важнее выгодной партии. Главное – хорошо выйти замуж, а нежность придет потом, как у них с Мартином.
Мартин вздохнул, поднялся с места и подошел к жене. Он обнял ее за талию и сказал: – Не волнуйся, дорогая. Ничто на свете не мешает Кейт проникнуться симпатией к Кену Тернеру. С течением времени она и сама поймет это.
* * *
– Простите, что вы сказали? – переспросила Кейт покраснев.
После ужина она сидела с родителями и Кеном Тернером в комнате для приема гостей, но ее мысли блуждали где-то в другом месте. Ее терзало беспокойство, и ей было трудно следить за обычной светской беседой, которая неизменно вертелась вокруг погоды, дел в газете и участившихся разбойных нападений на Оверлендской тропе. Пока родители и гость разговаривали между собой. Кейт в очередной раз удивлялась, почему она не чувствует к этому мужчине ничего, что должна была бы чувствовать. Кен Тернер обладал всеми достоинствами подходящего жениха. Он был милым и забавным, и родителям он нравился.
Но стоило Кену бросить на нее нежный взгляд, как Кейт начинала чувствовать себя птицей, угодившей в силки. Ей хотелось улететь прочь от его оценивающих взглядов и от ожиданий родителей, которые были написаны на их лицах. И в то же время Кейт с возрастающим ужасом все больше убеждалась в том, что бежать ей совершенно некуда. Она пыталась представить себя женой Кена Тернера, потому что он явно рассчитывал на женитьбу, снова и снова приходя к ним в гости, и не могла. Воображение отказывало ей, и у нее не получалось мысленно нарисовать, как она просыпается рядом с ним утром или разговаривает за завтраком, и уж совсем невозможно было вообразить, как она ложится с ним в одну постель, хотя Кейт пыталась представить это изо всех сил. Когда он наклонялся поцеловать ее в щечку на прощание, Кейт приходилось сдерживать себя, чтобы не отпрянуть. – Простите? – снова спросила она.
– Мистеру Тернеру интересно, как ты помогаешь Милли Робертс в школе, – с упреком в голосе подсказала ей Марта.
– О! Значит, в школе, – Кейт постаралась, чтобы ее голос звучал восторженно. На самом деле ей уже стало казаться, что только благодаря школе она еще не сошла с ума. – В школе сейчас очень много детей, а Милли еще сама ждет ребенка, поэтому ей нужна помощь. Я учу ребятишек читать, и мне это очень нравится.
– Какая прелесть! – с жаром восхитился Кен. – Превосходное занятие, пока для школы не найдут постоянного учителя, а вы не выйдете замуж.
Кейт уставилась на собеседника и не нашлась что сказать. Действительно, учительство считалось занятием незамужних женщин, поскольку, выйдя замуж, женщины уже крайне редко занимались какой-либо оплачиваемой работой. Как было известно Кейт, Милли продолжала работать в школе лишь по той причине, что власти городка до сих пор не могли найти ей замену. Кейт никогда не понимала, почему замужество обязательно означало, что женщина больше не может работать за пределами дома. Когда она примеряла на себя образ замужней дамы, смысла в нем становилось еще меньше. Она не могла представить, как живет той жизнью, что ее мать, или даже жизнью подруг вроде Милли. Что со мной не так?!
Кейт смотрела на симпатичного молодого человека, сидевшего у них в гостиной, и вспомнила тот вечер, когда они познакомились. Все, что осталось у нее в памяти о тех танцах, – это высокая светловолосая женщина в черной с серебром одежде. Джесси. Кейт даже не выпала возможность попрощаться с ней.
На следующее утро после гуляний она стрелой полетела в гостиницу. Но на вопрос о Джесси ей сказали, что та уже уехала. Кейт помчалась через весь город к скотному двору, где проходили торги, и пришла в отчаяние, обнаружив, что все загоны пусты. С нехорошим предчувствием она обвела взглядом распахнутые ворота и опустевшие стойла. С того момента в ее душе поселилась непреходящая тоска. Кейт страдала, она желала того, чего сама толком не знала.
С тех пор она не видела Джесси целый месяц, но воспоминания о ней ничуть не померкли и были такими же четкими, как ее фотография. Бывая в центре городка, Кейт постоянно смотрела в сторону дороги, по которой ездили ковбои, или прислушивалась к звяканью шпор, когда кто-то шел следом за ней по тротуару. Засыпая, она вспоминала, как горели глаза Джесси, когда они стояли совсем рядом друг с другом, слегка соприкасаясь руками. От этих воспоминаний Кейт начинала дрожать, ее бросало то в жар, то в холод, сердце колотилось как ненормальное. По ночам ей снились странные размытые образы, в которых мелькали длинные тонкие пальцы, золотистые волосы и невыносимо голубые глаза. Утром девушка просыпалась еще больше выбитая из колеи и с непонятным трепетом в животе. Что же со мной творится?
– Кейт, Кейт! – Марта озабоченно посмотрела на дочь. – Мистер Тернер хотел бы взглянуть на твои фотографии, дорогая. Кейт заставила себя широко улыбнуться.
– Конечно! Как любезно с вашей стороны. Пойду принесу несколько фотографий для вас. – Кейт с облегчением покинула гостиную и пошла наверх за снимками, считая минуты, чтобы поскорее остаться одной.
* * *
Джесси беспокойно расхаживала по широкому крыльцу своего дома на ранчо. Было уже поздно, наступила тихая ночь, небо было совсем темным, лишь кое-где вдалеке мерцали яркие летние звезды. Читать она почему-то не могла, то и дело теряя нить повествования. На душе у нее было мутно, и даже стаканчик виски не помог ей успокоиться. Каждый день она часами носилась верхом по прерии, проверяя ограждения, которые пока не нуждались в починке, и гоняя лошадей, которые прекрасно паслись и сами по себе. Джесси плохо спала и стала вспыльчивой, срываясь на Джеда по пустякам. Даже простиравшиеся над ее землей лучи закатного солнца, которыми она так любовалась раньше, больше не умиротворяли ее. Эта земля, которая была ее домом и прежде дарила неизменный покой, теперь казалась пустой и бесплодной.
Грохот ее сапог по деревянному крыльцу бессмысленным эхом отражался от стен дома. Джесси мучилась от одиночества. Она глубоко вздохнула и огляделась по сторонам. Ее одолевала усталость, но она знала, что все равно не уснет. Так что вместо постели она пошла в конюшню и оседлала свою лошадь, надеясь на то, что еще одна порция хорошей скачки уймет эту боль в душе.
Через несколько часов она спешилась у салуна в Новой Надежде. Бар уже закрывался, там почти никого не было. Джесси слабо улыбнулась Фрэнку, который порядком удивился, когда она положила локти на барную стойку.
– Вечер добрый. Фрэнк. У тебя еще остался тот бренди?
– Само собой, Джесси. Я чуток удивлен, не ожидал тебя увидеть здесь сегодня.
– Я сама от себя не ожидала. Просто села на лошадь и поехала, и вот я здесь.
Фрэнк ничего не ответил. Он давно стоял за барной стойкой и знал, что временами ковбой уставал от ночной тишины на своем ранчо. Фрэнк налил Джесси выпить и стал рассказывать ей местные новости.