— А может, это сосед решил тете Нюре подгадить? Ты говорила, они не ладят.
— Ну уж ему-то такое письмо точно никогда не составить. Да к тому же он в последнее время тихий. А мне вот что в голову пришло. Если и правда кто-то собрался к тете Нюре ночью в комнату забраться, то почему он соседей не боится?
Значит, соседей должны под каким-либо предлогом удалить. Стало быть, надо покараулить, если соседей к ночи дома не будет, тогда точно что-то готовится.
— Тогда я с тобой, Надежда, ночевать буду и Борьку моего тоже возьмем!
Какой-никакой, а все-таки мужчина.
— Ну уж, какой-никакой! Для тебя-то он самый лучший, вон как сияешь.
Все у вас хорошо?
— Да, одинокая жизнь не для меня оказалась, видно, надо нам обратно сходиться, он-то прямо мечтает об этом.
— Значит, так договоримся. Вечером звоните мне на квартиру к тете Нюре, я там буду, а потом решим.
Я шла по подземному переходу, вокруг стояли лоточники, продавцы газет, котят, щенков и разной прочей мелочи. Их рекламные выкрики сливались в один ровный гул:
— А вот котеночек персидский, отдам недорого!
— Лотерея, лотерея!
— Дама, вытащите за меня билетик, у вас, я знаю, рука легкая!
— Щенки кавказской овчарки с родословной! Вот фотография матери!
Фотография была подлинной, только мать явно не та и родословная фальшивая, но щеночки симпатичные.
— Граждане! Покупайте газету «На дне» — единственную газету городских бездомных!
Я проскочила было вперед, но что-то заставило меня затормозить, потому что голос, кричавший про газету, был мне хорошо знаком. Эти блеющие интонации… Я подошла поближе к продавцу и не поверила своим глазам: передо мной небритый, в рваной одежде сидел на ящике Лерин муж, держа в руках стопку газет. Возле него сидела огромная немецкая овчарка, такая же неухоженная.
— Привет!
— Дама, купите газетку! — Он делал вид, что не узнает меня.
— Я тебе так денег дам, собачке на пропитание, опять же, помыться, побриться ей не мешает.
Он понял, что я не отстану, и поднял голову.
— Ну, чего тебе?
— Давай, что ли, побеседуем, интересно мне.
— Ну ладно, отойдем отсюда ненадолго.
Он повернулся к торговке семечками.
— Абрамовна, постереги тут газеты, да смотри, семечки свои в них не смей заворачивать, они подотчетные.
— Абрамовна — семечками торгует? — изумилась я.
— Это псевдоним, — важно ответила старуха. Мы отошли в сторону, присели на гранитный парапет. Мой Собеседник выплюнул окурок.
— Что ты куришь такую дрянь? Я тебе хороших дам!
— Я и сам тебе могу хороших дать, — обиделся он, — это я на работе только хабарики докуриваю.
— Ты где живешь-то теперь?
— Я — официальный бомж, нет у меня жилья.
— А ночуешь где?
— Так, по подвалам… Интересно, знаешь, такие подвалы под городом, оказывается, есть, я раньше и не представлял себе.
— Не боишься, что кто-нибудь тебя узнает, вот как я сегодня?
— Не, не боюсь, устал я бояться. Да к тому же это ты смелая, а другой побоится к бомжу подойти или побрезгует.
— Значит, совсем с прежней жизнью решил завязать?
— Не я так решил, судьба за меня распорядилась. Все бабы эти…
— Да, но их-то обеих уже на свете нет, а ты живешь — не тужишь.
— А я не виноват в их смерти, за что же мне в тюрьму садиться? А менты фиг мне поверят!
— Это точно, но ты не беспокойся, я тебя закладывать не буду, мне это ни к чему. А ты так все и бросил, как же квартира, имущество?
— Барахло все бросил, черт с ним, а квартиру я продал, чтобы Леркиным родственникам она не досталась. Продал и оформил задним числом, сама знаешь, все можно сделать. Квартира хорошая, на Петроградской. Те было сунулись, а им — хрен в томате!
— А деньги куда дел за квартиру? — неосторожно спросила я.
Он посмотрел подозрительно.
— А тебе что? Живу пока на них. Собаку вот завел, — он кивнул на свою овчарку, которая показалась на выходе из перехода. — Сейчас иду, Архимед!
Видишь, волнуется, ждет меня. Хороший пес, мне раньше Лерка не разрешала. Ты, если чего надо тебе, приходи сюда, я тут почти каждый день, а если нет, то Абрамовна скажет, где меня найти. У меня к тебе претензий нету, я добро помню.
Я даже не нашлась, что ответить, надо же, как человек изменился!
Я направилась было по своим делам, а потом вернулась и окликнула его:
— Слушай, ты говорил, что выручишь, вот у меня к тебе одна просьба.
Надо сегодня ночью в одном месте покараулить, чтобы жулики не сбежали. Если ты в парадной посидишь, на тебя никто не подумает, мало ли бомжей сейчас по парадным сшивается. А если соседи выгонят, то уж не обессудь. Собаку с собой возьми на всякий случай.
— Я без Архимеда никуда! А это какое место-то?
Я назвала ему место.
— Ну, так у меня там знакомый поблизости работает. Не волнуйся, все будет в лучшем виде, считай, с тобой мы договорились!
К вечеру Надежда позвонила сама.
— Знаешь, пока все тихо. Сосед дома, жена его на работе, ничего особенного не происходит. Я уж не знаю, может, зря я вас взбаламутила?
— Еще чего! Я тебя в это дело втянула, мы сейчас приедем, одну тебя на ночь там не оставим! А как ты со своим мужем сумела договориться? Что ему сказала?
— Не спрашивай, — вздохнула Надежда, сказала, что у мамы сегодня буду ночевать, но если он что-нибудь пронюхает, не сносить мне головы, семейная жизнь висит на волоске.
— Не горюй, я буду свидетелем, клятвенно присягну, что, кроме моего Борьки, с которого я глаз не спускала, единственным ночевавшим рядом с тобой существом мужского пола был кот Тимоша, и тот кастрированный.
— Пошути мне еще!
Часам к семи мы подъехали к дому на Петроградской. Из подъезда как раз выскочил человек в темном костюме и при галстуке. Воровато озираясь и пряча букет цветов, он бросился за угол. Я узнала ненормального соседа тети Нюры.
— Подожди-ка, Боря, я за ним сбегаю. За углом соседа дожидалась довольно приличная машина, из окошка высунулась женская рука с маникюром, которая махнула, приглашая садиться. Тот погрузился в машину вместе со своим букетом, они газанули и уехали.
— Вот это да, даже на такого чокнутого кто-то польстился!