Белый рыцарь вдохнул аромат вина и едва сдержал рвотный позыв. Вино он терпеть не мог, а злосчастную «Дубрскую лозу» так и вовсе люто ненавидел, и всё же не выпить стаканчик этой гадости сегодня просто не мог. Это помогало ему не забывать, кто он есть. Что он не жалкая марионетка, но сын своего отца.
Ричард в один глоток влил в себя сладкое вино и сморщился, будто вновь, в который уже раз, глотнул яду. Сын своего отца — да. И никак иначе.
Месяц святого Огюста Зодчего
год 973 от Великого Собора
Когда все с самого начала идет наперекосяк — особых эмоций это, как правило, уже не вызывает. Чего впустую слова переводить? Делом заниматься надо. Руки в ноги — и пошел. А вот когда тебя подбивают на взлете, тут-то руки и опускаются. И как после такого не дать выход своему гневу?
Вот Джек на протяжении последней четверти часа и крыл почем зря святых, еретиков, собственное начальство и даже мертвого мошенника. Прерывался он лишь перевести дух да хлебнуть бренди. Я уж было вознамерился изъять у него бутылку, но тут рыжий взял себя в руки и отправился давать указания вернувшемуся со стражниками Пьеру.
— Рауля в известность поставить? — спросил он меня, остановившись в дверях. — Или Паре?
— Не стоит пока, — ответил я и принялся изучать правую руку покойника. А точнее — содранные тут и там лоскуты кожи. Трогать тело до приезда судебного медика было не дело, но кое-что получилось разглядеть и так.
— Как знаешь, — пожал плечами Джек и вышел в коридор. — Глядишь, дали бы указание Страже, вдруг чего и наскребет…
Стража — и наскребет?
Нет, сотрудничество со Стражей интересовало меня сейчас меньше всего. Другое дело труп. Чем дольше я на него смотрел, тем больше вопросов появлялось: к примеру, если одни раны нанесли с садистски выверенной точностью, то в основе других лежала ничем не мотивированная жестокость.
Убийц было двое? Или не в этом дело?
Но что самое непонятное — кроме скальпа пропали и куски содранной кожи. Пальцы отрубленные — вот они, все двадцать штук у кровати сложены, уши и нос здесь же валяются, а скальпа с лоскутами кожи нигде нет. И в очаге их точно не спалили, вот ведь какая ерунда!
Странно. Странно и непонятно.
А непонятного в нашем деле быть не должно.
— Как ты только к нему прикасаться можешь? — с отвращением спросил вернувшийся в комнату Джек. — Я как гляну, мне аж дурно становится! И вонь эта еще!
— Я думал, люди твоей профессии к покойникам быстро привыкают.
— Привыкают. Но не до такой же степени! Ты еще длину кишок измерь!
— Надо будет, измерю.
— Святые! — Пратт хлебнул бренди и покачал головой. — А я думал, люди твоей профессии обучены трупы делать, а не копаться в них.
— Да как тебе сказать… — Я поднялся с колен и отошел к открытому окну. — Ты Леона помнишь?
— Это которого в Сарине зарезали? Помню. А что?
— Ему на Лемском поле сухожилие перебили. А мы как раз отступали. Идти Леон не мог, подыхать не хотел. И знаешь, что он сделал?
— Нет.
— Зарылся в кучу трупов, да так и пролежал в ней без малого сутки. А как наши в наступление перешли, вылез.
— Ты зачем мне эти гадости рассказываешь? — не на шутку разозлился Джек. — У меня и так несварение от всего этого будет!
— Это к твоему вопросу о брезгливости, — усмехнулся я и попросил: — Помоги мне его на спину перевернуть.
— С какой стати? — не сдвинулся с места Пратт. — Не трогай ничего, сейчас коронер приедет.
— Коронер как приедет, так и уедет, а нам с тобой это дело расследовать. Помогай давай!
— Зачем?! Ты объясни толком!
— Ладно, смотри, — задумался я, как бы подоступней выразить свои подозрения. — Его пытали?
— Похоже.
— Не похоже, а точно пытали. Это сразу видно. Но что такого мог знать Ловкач?
— Может, он заказчика кинул?
— Якоб рассказал бы обо всем на свете после первого же отрезанного пальца.
— Выходит, либо он не знал правильных ответов, либо очень сильно наступил кому-то на больную мозоль.
— Я тоже так поначалу решил. Тем более скальп пропал. Это же в Пахарте скальпы с мертвых врагов снимают, да?
— Не только с мертвых, как мне говорили.
— Но! — Я ткнул указательным пальцем в потолок и повысил голос, — У нас двойственная ситуация! Некоторые раны нанесены взвешенно и обдуманно, явно с целью причинить боль. А остальные как-то очень уж небрежно и одним скопом.
— С чего ты это взял? — заинтересовался Джек.
— Часть ран прижигали. Остальные… ну, ты видишь, да? — указал я на пропитанную кровью перину. — Такое впечатление: убийцы получили то, что хотели, но продолжили экзекуцию.
— Месть? Или предупреждение?
— Какая-то странная месть. И потом, обрати внимание на содранную кожу. На правой руке от локтя и до ключицы живого места нет, а на левой ободрано лишь запястье да ожог на бицепсе. И на ногах и груди та же картина. Кстати, заметь — веревки, которыми его к кровати привязывали, уже обрезаны.
— Ну и что это значит?
— Это значит, тебе придется помочь мне перевернуть тело!
— Иди ты! Я голыми руками к нему не прикоснусь!
— Возьми наволочку в шкафу.
— Ну, если только наволочку. Но ты уверен, что это необходимо?
— Да.
— Что — да? Ты объясни толком!
— Я осмотрел всю квартиру и не нашел ни кусочка содранной кожи.
— Убийцы и ее с собой унесли?! — опешил Пратт.
— Похоже на то. Нет, за ноги берись.
— Ты хочешь сказать: были срезаны татуировки? — сообразил вдруг Джек, помогая перевернуть покойника на живот.
— Странно, не правда ли?
— И тут тоже, — разочарованно буркнул рыжий, когда мне кое-как удалось отодрать присохшую к спине трупа наволочку, — И не лень им было?
— А ты сюда посмотри! — ткнул я пальцем под колено мертвецу, — Одну пропустили!
— Минога?! — изумился Пратт, разглядев блекло-синюю татуировку. — Но ведь…
— Это не Якоб Ланц! Это кто-то из людей Тео Миноги! — Я сорвал с лица вымоченный в бренди платок, тщательно протер им перчатки и выкинул в очаг, — Пошли!
Мы поспешили покинуть пропахшую трупным запахом комнату, спустились на первый этаж и уже в дверях столкнулись с прибывшим на вызов коронером, которого сопровождали трое стражников.
— Дверь открыта, — подсказал им Джек и вышел на улицу.