В незаметно подкравшихся сумерках перепаханный ногами снег почти не бросался в глаза, но я безошибочно определил расположение выведенных собственной кровью линий. У меня даже прорезалась подсознательная уверенность, что теперь между нами возникла какая-то связь. Плохо различимое даже внутренним зрением призрачное сияние поднималось от пола и терялось где-то под потолком, незаметно меняя свой цвет с насыщенно-багрового на блекло-розовый.
Глубоко вдохнув, я шагнул внутрь пентаграммы и облегченно выпустил воздух – пройти через сочившееся от пола сияние не составило труда. А вот внутри… Внутри оказалось странно. Действительно, странно. Будто теплым покрывалом укутало. И даже голова сразу болеть перестала. Да и растянуть, смять, а потом исказить пространство, возводя вокруг себя непроницаемые для чужих чар щиты, вышло куда проще, чем обычно. На какое-то время я вырвал себя из магического поля, но тут уколовшим спину холодным взглядом вновь напомнила о себе призрачная леска.
Закрутившись на месте, я осмотрел пустые провалы окон и невольно потерял контроль над частью своих защитных заклинаний. И восстановить их уже не получилось: вновь вернулись тошнота и слабость, а следом накатило какое-то гадкое предчувствие. Будто вокруг Дворца культуры начинает сгущаться тьма, и любой покинувший здание никогда больше не увидит солнечного света.
Завертев головой, я едва сдержался, чтобы сломя голову не броситься куда глаза глядят. Не знаю, что на меня нашло, но устоять на месте оказалось неимоверно сложно. Весь потом холодным покрылся. А караульным хоть бы хны – глядят в окна, как ни в чем не бывало. Предупредить их, что ли?
Но никого предупредить уже не получилось. Как раз в этот момент солнце скрылось за соседним зданием и перестало стрелять лучами в пустой дверной проем Дворца культуры. И тут же внутрь хлынули черные тени. Странно искривлявшие реальность куски первородной тьмы обогнули пентаграмму и метнулись к лестнице на второй этаж.
Черт, вот этого я не предусмотрел! Я – нет, а Рустам – да. Точнее, его кто-то предупредил. И, думаю, мне даже известно – кто именно.
Закружился выброшенный со второго этажа круглый предмет, по глазам ударила ослепительная вспышка. Тени тут же сгинули, не оставив после себя ни пепла, ни дыма, а в ярком свете шипевшего на снегу осветительного заряда с улицы во дворец бросились мертвяки. Сверху по ним сразу же открыли пальбу из ружей и автоматов, но я не расслаблялся и пытался в постепенно меркнувшем свете разглядеть того, кто и устроил все это представление.
Рыбак сам попался на крючок, но ту ли рыбину мне удалось подсечь?
Как выяснилось мгновением позже – ту. Вот только кто рыбак, а кто рыба, мнения у нас оказались диаметрально противоположными. И нельзя сказать, чтобы мое было единственно верным…
Заряды картечи сбивали бросившихся к лестнице ледяных ходоков с ног, а те вновь поднимались и размеренно – не быстро, не медленно, но как-то очень уж целеустремленно – двигались дальше. Через выбитые окна в фойе полезли новые мертвяки, но мне уже было не до них: непонятно откуда возникшая фигура человека в сером плаще на миг замерла перед пентаграммой и уже без колебаний шагнула вперед. Осветившая вновь погрузившееся в темноту фойе вспышка чародейского заряда позволила разглядеть прятавшееся под капюшоном плаща лицо, и невольно я отступил на шаг назад.
Из-под капюшона насквозь промороженными глазами на меня смотрел Крис. Ничуть не менее мертвый, чем при нашей последней встрече. Но при всем при том слишком уж активный для простого мертвеца. Да и для непростого – тоже. Ледяные ходоки, по сравнению с ним, бракованные марионетки, которых дергает за ниточки вусмерть пьяный кукольник. Нет, этот – совсем другого полета птица.
Вот только и для него нарисованная кровью пентаграмма оказалась неприятным сюрпризом – недаром как через ее линию переступил, так вновь неподвижно замер. Если бы не отражавшиеся в немигающих глазах отблески выстрелов, от ледяной скульптуры и не отличить. Неужели так крепко его зацепить удалось?
И если так, что делать дальше? И Хранитель и Хозяин, все в один голос утверждали, что для меня перехватить контроль над ножом – плевое дело. Только вот никто не удосужился объяснить, как именно это можно сделать. А для импровизации сейчас случай крайне неподходящий: если этот истукан отомрет, мне хана.
И, словно в подтверждение этих опасений, Крис неуловимо шевельнулся и выпростал руки из-под оборванного плаща. В правой знакомым зеленым узором мелькнуло темно-синее лезвие ритуального ножа, и дурманившая разум вялость враз развеялась под порывом ледяного ветра. Вот только вслед за холодом на плечи навалилась столь знакомая тяжесть безнадеги. Отчаяние и тоска начали пропитывать душу, и стало как-то очень уж неуютно жить. Не просто находиться здесь и сейчас, а вообще существовать как личность. И решение проблемы, в принципе, было под рукой – всего-то и требовалось, что вытащить из кобуры пистолет, приставить дуло к виску и нажать спусковой крючок.
И совершенно бессознательно именно это я и проделал. Дело оставалось за малым, но обжегший висок холод пистолетного ствола заставил, наконец, начать бороться с чужой волей. Какой это, к черту, выход? Это всего-навсего вход! Билет в один конец, в царство вечной Стужи.
Я медленно вытянул вперед дрожавшую руку, кое-как прицелился и выстрелил. Взвизгнув, пуля ушла вверх и срикошетила от потолка. Лицо Криса потекло, словно разогретая на огне восковая маска, и из-под его расплывающихся черт начал проступать облик совершенно другого человека. А человека ли?
От жуткой метаморфозы к горлу подкатил тугой комок тошноты и, выронив пистолет, я невольно отступил назад. Теперь передо мной стоял вовсе не погибший год назад хозяин «Берлоги», а до судорог похожий одновременно и на Хранителя и на Хозяина жутковатый тип. Узкое и худое лицо, белая кожа, черные провалы глазниц, в глубине которых начинал разгораться недобрый свет пронзительно-голубых глаз.
И этот новый облик будто придал мертвяку решимости – с трудом преодолевая выставленную мной защиту, он шагнул вперед. Рука с ножом описала широкую дугу, и почудилось, будто обрывки разрезанных чужой волей защитных заклинаний липнут к синему лезвию и тянут его к земле. Почувствовавший сопротивление мертвец изо всех сил рванулся вперед, но чары пентаграммы удержали его на месте. Вот только почти сразу же протянувшиеся со всех сторон нити созданных моей кровью заклинаний начали истлевать, словно исчезающий на солнце иней.
Используя свой единственный шанс, я метнулся к мертвяку и вцепился в руку с ножом. Ладони легли поверх сжимавших рукоять пальцев, и в этот же миг все мое тело от пяток и до макушки пронзил разряд магической энергии. Ледяной шквал едва не заморозил в жилах кровь, но полыхнувшее в ответ огненной вспышкой боли правое предплечье вдребезги разбило подступающее оцепенение. Уж не знаю, какой скрытый смысл таился в покрывавших мою кожу колдовских письменах, но метнувшаяся вверх по руке огненная стихия по своему напору ничем не уступала хлынувшей из ножа энергии Стужи.
Не испытай я подобных ощущений при лечении стылой лихоманкн «драконьим огнем» – умер бы на месте от болевого шока. А так только на колени осел, но хватку не ослабил. Пытавшийся дожать меня мертвяк подался вперед, но, почувствовав, что теряет контроль над ритуальным ножом, попытался разорвать дистанцию.