Все притихли, стали серьезнее, сэр Перигейл недовольно крякнул, а Лоенгрин в удивлении вскинул брови.
– Как это получилось?
Сэр Шатерхэнд вздохнул, развел руками. Сэр Диттер Кристиансен, будучи самым внимательным и заботливым из рыцарей, придвинул ему кубок и сам налил, Шатерхэнд поблагодарил кивком и с наслаждением сделал большой глоток.
– Какая прелесть наше брабантское вино… Разве заграничная кислятина может сравниться?.. В общем, ваша светлость, вы далеко, а граф Тельрамунд близко. А уговаривать он умеет…
Сэр Мортен Хоинберг скептически хмыкнул.
– Уговаривать…
– Кого-то уговаривает, – подтвердил Шатерхэнд, – кому-то пригрозит, третьему намекнет, четвертому объяснит по-дружески, что с ним дружить удобнее, чем вызвать неудовольствие…
Харальд Оустейнсон, самый молодой в отряде рыцарь и красивый, как девушка, добавил из своего угла весело:
– А еще Ортруда!
Лоенгрин спросил в недоумении:
– А что она?
– Верная жена, – ответил за Харальда Шатерхэнд. – Умна, хитра, а того, что Тельрамунд не сумеет грубым напором, добьется лестью и умелым обхождением. И добивается.
Сэр Перигейл медленно повращал кубок в ладонях, словно терпкое вино греет пальцы, лицо стало задумчивым.
– Странно, – проговорил он, – что она еще не появилась здесь.
Лоенгрин спросил недоверчиво:
– Одна?
Перигейл иронически вскинул бровь.
– Ортруда – женщина, – произнес он с уважением.
– А жены остальных рыцарей?
Он скривился.
– Клухи, квочки, дуры, вышивалки, няньки, дуры…
– Про дур говорил, – напомнил Харальд.
– Так это само лезет, – ответил Перигейл, – когда смотришь на них. А вот когда видишь Ортруду…
Лоенгрин равнодушно пожал плечами.
– Я ее видел очень близко. Ничего особенного. И что она…
Он не договорил, в зал вбежал молодой рыцарь, злой и встопорщенный, как воробей после драки. Шатерхэнд попытался его остановить, но тот отпихнул гиганта с неожиданной силой.
– Ваша светлость! – прокричал он издали. – Вы это терпите? Но мы не станем!
Рыцари начали вскакивать из-за стола, забывая про наполненные вином чаши.
Лоенгрин спросил быстро:
– Что стряслось?.. Сэр Коллинс, если не ошибаюсь?
– Барон Коллинс Норстедт, – крикнул рыцарь яростно, – только что граф Гердвин, пользуясь слабостью сэра Карла Эдсторма и сэра Сверкера Цедергрена, это его соседи, у одного угнал стадо коров, у другого отхватил кусок земли с деревней и заявил, что она всегда принадлежала его древнему роду!
Сэр Шатерхэнд нахмурился, но смолчал, только перевел взгляд на молодого герцога. Лоенгрин поерзал на сиденье, еще не ощутил, что нужно делать, но что-то нужно, все смотрят с ожиданием.
– Видимо, – проговорил он с трудом, – нужно будет сказать ему, что так поступать нехорошо. Пусть вернет скот и заплатит. Но с землей нужно сперва выяснить, не принадлежала ли она им раньше…
Он видел, как рыцари переглянулись, кто-то нахмурился, кто-то опустил взгляд.
Сэр Перигейл пробормотал:
– Да, конечно, это можно сделать…
– И что мешает? – спросил Лоенгрин.
– Многое, ваша светлость…
– Например?
Перигейл вскинул голову и посмотрел ему в лицо прямым взглядом.
– Ваша светлость, эти земли нынешним хозяевам дал не Господь Бог лично тысячу лет назад. Они и сейчас еще переходят из рук в руки… Где пресекается линия наследования, где отдают в приданое, где простой обмен… Сам дьявол не разберется!
Сэр Шатерхэнд громыхнул:
– И не надо.
– И не надо, – согласился сэр Перигейл.
Лоенгрин посмотрел на обоих по очереди, постарался сделать лицо строгим, но сам чувствовал, что не очень получилось.
– Но поступила жалоба! Что-то же делать надо?
Все рыцари смотрели на Перигейла, и когда он заговорил, Лоенгрин с досадой чувствовал, что начальник охраны замка выражает общее мнение:
– Не всегда. Иногда жалобы бывают вздорные.
Шатерхэнд громыхнул снова:
– Иногда? Да чаще всего!
Перигейл кивнул:
– Верно, сэр Шатерхэнд. В данном случае, как и во всех остальных, герцог должен быть на страже стабильности. Потому если те земли не были отняты незаконно совсем недавно у графа Гердвина, то они и должны оставаться у прежнего хозяина.
Шатерхэнд пробасил:
– Хорошо сказано. Сэр Перигейл, вас бы королю в советники!
А сэр Диттер Кристиансен уточнил:
– И совсем неважно, каким образом сэру Сверкеру те земли достались в давние времена. А то и вовсе не ему, а его родителям.
Отец Каллистратий перекрестился и произнес внятно:
– Время освящает.
Лоенгрин уточнил с недоверием:
– Даже если он те земли украл или незаконно отнял?
Отец Каллистратий перекрестился снова, глазки долу, ответил смиренно, однако с неожиданной твердостью:
– Ваша светлость, вот тогда и надо было поднимать крик и требовать справедливости. Но если тогда сочли, что все было сделано правильно… а мы не знаем всех тонкостей, то имеем ли мы право поднимать старые дела, рушить судьбы детей и общества?
Лоенгрин пробормотал:
– Значит, если преступление прошло незамеченным… то пусть?
Рыцари поглядывали то на него, то на священника, а отец Каллистратий, чувствуя на себе общее внимание, не приосанился, как сделал бы любой рыцарь, а напротив – съежился и сгорбился, верный девизу первых христиан «проживи незаметно».
– Ваша светлость, – произнес он смиренно, однако твердость из голоса не ушла, – крупные преступления незаметными не проходят. А мелкие… если тогда прошли, то сейчас нельзя ворошить прошлое. Понимаете, почему?
Лоенгрин ответил честно:
– Нет.
Священник вздохнул, ответил Перигейл, которому явно наскучило выяснение того, что понятно любому взрослому, уже пожившему и повидавшему всякое:
– Ваша светлость, нельзя ломать дом, чтобы достать спрятавшуюся в подполье мышь.
Лоенгрин посмотрел в их суровые лица, вздохнул, поднялся, стараясь выглядеть сильным и решительным.
– Тогда графу Гердвину прикажем все вернуть и выплатить за нанесенный ущерб!
Перигейл поднялся, коротко поклонился.
– Прикажете готовить коней?