Эльза воскликнула в ужасе:
– Чего он прибыл?
Лоенгрин ответил нехотя:
– Обязан. Хотя я тоже предпочел бы, чтобы он… оставался у себя. Но это могут расценить, что я его боюсь или хотя бы опасаюсь. Прости, я оставлю тебя на время.
– Ты куда?
– Надо встретить, – ответил он. – Увы, долг…
Когда он спустился в зал и вышел во двор, Тельрамунд и его рыцари уже слезали с коней.
При виде герцога рыцари повернулись к нему и почтительно преклонили колена, а Тельрамунд выждал, когда герцог приблизится, и тоже склонился в жесте вассала.
– Ваша светлость, – прорычал он мощным голосом, – я прибыл… дабы лично принести… клятву покорности.
Лоенгрин ответил сдержанно:
– Очень хорошо, граф. Встаньте, коней ваших накормят и напоят, а для вас всех в зале накроют стол. Присягу принесете на полный желудок. Надеюсь, он это выдержит.
Тельрамунд поднялся, мрачный и угрюмый, как обросшая мхом скала, за ним поднялись и его рыцари. Лоенгрин смутно подивился, что Ортруда не вышла приветствовать мужа, потом решил, что поступила мудро. Ее присутствие усилило бы напряжение, при женщине мужчины всегда ведут себя более неуступчиво друг с другом, безрассудно идут на ссоры и стычки…
– Благодарю вас, ваша светлость, – прогудел Тельрамунд.
Лоенгрин кивнул, повернулся, пошел обратно, спиной чувствовуя злые взгляды всех прибывших, и старался идти ровно и неспешно.
Чуть позже в зал вошел Перигейл, Лоенгрин спросил с настороженностью:
– Зачем он прибыл на самом деле? Да еще с двенадцатью закованными в полные доспехи рыцарями… которым не уступают их оруженосцы?
Перигейл сказал негромко:
– Вы правы, ваша светлость. Я даже принял их сперва тоже за рыцарей, но тех я знаю всех, а эти… в самом деле оруженосцы, которым пора вручать рыцарские шпоры.
– С такими, – пробормотал Лоенгрин, – можно захватить неслабую крепость даже снаружи!
Сэр Перигейл сказал уклончиво:
– Формально он прибыл принести вам присягу как новому герцогу… Все-таки он якобы болел после вашего поединка, раны заживали медленно, судя по его словам… А на самом деле, гм, я бы посоветовал держать во внутренних покоях усиленный караул. Впрочем, я уже распорядился, как только они показались на дороге к замку. И сразу отобрал самых лучших бойцов. Вы только не отменяйте эти разумные распоряжения.
– Не буду, – пообещал Лоенгрин. – Сам вижу, граф прибыл неспроста.
– Долго готовился, – заметил сэр Перигейл. – Но вот… гм… готов. А что двенадцать рыцарей с ним, так виконта должны сопровождать двое, барона – шестеро, а графа как раз двенадцать знатных рыцарей.
– Все верно, – согласился Лоенгрин, – ни к чему не подкопаешься.
Перигейл оглянулся, еще больше понизил голос:
– Я буду следить, чтобы никто из них не входил в залы с оружием. Мечи и доспехи я велел сдать еще при входе. Уж простите, Нил в такую нору уволок и запер, что даже сам не сразу отыщет.
– Арбалетчиков расставить и внутри, – распорядился Лоенгрин. – В недосягаемости.
– Будет сделано, ваша светлость. Нужно опасаться только ночи, но я с вашего позволения вызову братьев Мюнтенфэрингов. Они живут поблизости и прибудут к вечеру. А с ними, как вы знаете, их дяди и племянники. Все вам верны и преданы, так что у Тельрамунда не будет шансов.
– Делайте, – одобрил Лоенгрин.
Перигейл поклонился и ушел, Лоенгрин вздрогнул, увидев в полутьме темных переходов спешащую к нему женщину в вызывающе красном платье, однако это оказалась всего лишь Эльза.
Она бросилась ему в объятия.
– Как мне страшно…
Он поцеловал ее в макушку.
– Не пугайся, меры приняты. Что у тебя за новое платье?
Она довольно прошептала:
– Нравится? Ортруда посоветовала. Говорит, жене герцога больше идет этот цвет… С графом Тельрамундом прибыли довольно знатные рыцари! Даже барон Питер Бенгстон, я не знала, что и он его вассал. Спрашивал о тебе, а когда я отказалась отвечать, он сказал, что ты, скорее всего, беглый преступник…
Она сжалась в ожидании ответа, даже дыхание задержала, но Лоенгрин рассмеялся.
– В самом деле?
– Да, – сказала она торопливо.
– Почему он так считает?
Гроза не грянула, и Эльза сказала уже чуточку свободнее:
– Во-первых, все бахвалятся своим происхождением… даже если оно ничтожно, а во-вторых, если человек что-то скрывает, значит, у него что-то позорное в прошлом…
Он подумал, кивнул.
– Логично… с позиций брабантской морали. Есть, правда, еще причины, по которым человек может скрывать свое происхождение, но здешнему населению они даже не приходят в голову. Ладно, это все неважно. Мне главное, что ты меня любишь таким, каков я есть, а происхождение не играет никакой роли.
Эльза запнулась, она увидела лицо Лоенгрина, в его глазах отчетливо мелькнуло предостережение.
– Дорогой, – вскрикнула она и прижалась к нему всем телом, – я так счастлива с тобой! Конечно же, мне ничего больше не надо. И кто ты, откуда, кто твои родители – для меня не имеет значения.
Он улыбнулся, поцеловал ее.
– Вот и хорошо, дорогая. Для меня это очень важно. Я искал женщину, которая бы верила в меня! Верила и любила таким, какой я есть… Каким видит меня, которая не нуждается в доказательствах, которая любит именно меня… А теперь беги играй, мне нужно подготовиться к присяге Тельрамунда. Это серьезное испытание для нас обоих.
Эльза прижалась к нему на прощанье еще крепче и, отстранившись, приняла достойный вид и пошла уже так, как должна ходить герцогиня, медленно и степенно, глядя перед собой и не удостаивая никого вниманием.
В ее покоях графиня Ортруда с увлечением показывала девушкам новые способы заметывания краев шелковых платков, которыми будут одаривать своих рыцарей.
Она поднялась навстречу Эльзе, по-матерински обняла ее, поцеловала и спросила жадно:
– Ну как?
Эльза помотала головой.
– Ничего не ответил. Но и не обиделся. Сказал, рад тому, что я его люблю таким, какой он есть.
– Настоящий мужчина, – сказала Ортруда. – Тебе повезло, Эльза. Он вообще просто святой! И невероятно… безукоризнен!
Эльза удовлетворенно улыбнулась.
– Да, он великолепен во всем.
– Придворные и даже рыцари в него просто влюблены, – продолжала Ортруда с восторгом. – Он галантен, отважен, вежлив, всегда готов прийти на помощь, он всегда лучше отдаст свое, чем возьмет чужое…
Эльза кивала, улыбалась, сказала наконец: