Они шагали по дороге, карабкавшейся на самый верх утеса, поднимались по крутым ступенькам, высеченным в выступах скальных пород, и петляли меж огромными деревьями, обнесенными каменными стенами с железными воротами. Эльфы называли этот утес Эльфитч, он представлял собой комплекс оборонительных барьеров, предназначенных для защиты от тех, кто вздумает силой проложить себе путь наверх. Как правило, защита не требовала особых усилий. Часовые следили за посторонними с наблюдательных пунктов, расположенных на западной границе, и в случае какой-либо опасности немедленно задействовался вооруженный отряд Эльфийских Охотников. Пантерра затруднился бы сказать, когда нечто подобное случилось в последний раз, — во всяком случае, не при его жизни. Впрочем, бытовало мнение, что Эльфитч был сооружен не столько для обороны, сколько для устрашения.
Даже сейчас за ними наверняка следили невидимые наблюдатели. Но, поскольку гостей сопровождал Зак, да и было их всего двое, поводов для тревоги не возникало.
Достигнув верха утеса, они свернули к холмам Каролана, и здесь им на глаза стало попадаться намного больше Эльфов. Теперь на них уже со всех сторон были устремлены любопытные взгляды. Люди редко появлялись в Арборлоне, и это было результатом проводимой ими политики изоляции от других рас. Пауки и Ящерицы, напротив, были здесь частыми гостями, поскольку малая численность вынуждала их искать союза с Эльфами, которые демонстрировали гораздо большую расовую терпимость, чем Люди. Последние всегда стремились предложение дружбы дополнить всяческими условиями, тогда как Эльфам было достаточно, чтобы уважали их обычаи и не посягали на их место в мире. Люди были самой многочисленной из всех рас, населяющих долину, и одновременно самой трудной в общении. Подобное положение вещей казалось Пантерре странным и неправильным, но изменить это не представлялось возможным.
Он прекрасно понимал, что отчасти в этом были виноваты Дети Ястреба. Но основная причина состояла в том, что так исторически сложилось, и теперь изменить ошибочные представления об этом было очень и очень сложно. Люди рассуждали так: раз уж они всегда и неизменно оставались доминирующей расой, то так должно быть и впредь. Другие расы считались неполноценными — они якобы не обладали должным интеллектом, или способностями, или высокими моральными качествами, к которым почему-то относилась и присущая Людям уверенность в том, что только им известен смысл жизни. Оправданий этому находилось великое множество; Пантерра слышал их чаще всего от членов секты, но иногда и от тех, кому полагалось проявлять большее благоразумие и предусмотрительность. Подобный образ мыслей порождали скрытые страхи и сомнения, а также подсознательное ощущение, что на самом деле Люди — вовсе не такие замечательные создания, как им самим хочется думать.
Пан и Пру много раз обсуждали этот вопрос, когда оставались одни вдали от поселений, и оба не принимали подобных логических объяснений. Не поддерживали они и настойчивое стремление Людей доминировать над другими расами. Они считали, что раса Людей — всего лишь одна из существующих рас, а иерархия должна сложиться естественным образом. Они всегда старались проявить свои лучшие качества, зная, что успех любого предприятия зависит от таких вещей, как решительность, сила воли и даже удача. Так было всегда, и Пан с Пру старались держаться подальше от тех, кто думал иначе.
Разумеется, Эльфы, как и все остальные, не были вполне свободны от чувства собственного превосходства, но они не твердила об этом при каждом удобном случае. Кое-кто из них тоже полагал, что их раса является доминирующей и всегда была таковой. И Пан, и Пру считали Эльфов самым древним и наиболее одаренным народом. Они владели даром магии и широко использовали волшебство, пока не лишились его вследствие небрежности и нерешительности. То, что численностью они намного уступали Людям и производили потомство намного медленнее, не имело особого значения, когда речь заходила о глобальных вещах. Имело значение лишь то, что их раса была единственной, сумевшей выжить со времен Фэйри. Кое-кто даже полагал, что Эльфы сделали ошибку, прервав свое затворничество в ходе Великих Войн, и что если бы они и дальше вели уединенный образ жизни, то другие расы — в первую очередь, Люди, — уничтожили бы сами себя, а Эльфы только выиграли бы от этого.
Все вышесказанное привело к тому, что Люди и Эльфы не желали иметь дела друг с другом и держались особняком, насколько это было возможно, с опаской поглядывая на соседей и ожидая от них неприятностей. И лишь очень немногие представители обеих рас понимали, что на самом деле они плывут в одной лодке и что их процветание или гибель зависит от способности объединяться перед лицом настоящей опасности, несопоставимой с мелкими дрязгами.
Пантерра знал, что подобной опасности до сих пор не существовало. Но сейчас для каждой расы наступало время испытаний — Судный день, если угодно.
Подобные мысли промелькнули в голове у Пана в ответ на взгляды, которыми одаривали его некоторые Эльфы, встречавшиеся им на пути. Он понимал, что его собственный взгляд на мир не отличается особой сложностью в силу недостаточного опыта. Его не обучили чтению и письму, да и книг у него не было. Он научился читать следы, а не книги, ибо случилось так, что лишь возможность стать Следопытом и обрести нужные в этой области знания имела для него значение. Он не знал многих вещей, но при этом не был глупцом. Он умел наблюдать, ему пришлось немало постранствовать по долине, так что он разбирался — пусть и поверхностно — в непростых взаимоотношениях рас и много думал о том, к чему это может привести. Он полагал, что узнать что-либо о Людях можно, лишь общаясь с ними. И если ваши инстинкты и рассудок вас не обманывают, а здравый смысл не подводит, то вы вполне в состоянии самостоятельно сделать нужные выводы о человеческой природе. И все, что от вас требуется, — внимательно наблюдать за происходящим вокруг. Именно так он и поступал.
Впрочем, мысли его на столь щекотливую тему были мимолетными и унеслись так же быстро, как и появились, и он принялся как бы заново изучать место, в которое они попали.
Арборлон по любым меркам считался впечатляющим городом, и не в последнюю очередь потому, что был самым большим и древним населенным пунктом в долине. Арборлон был построен еще до появления Человечества, во время Фэйри и магии. Достраиваемый и перестраиваемый на протяжении веков, окруженный магией эльфийского Камня Лоден, защищавшей его обитателей от вселенского зла, и переносимый с места на место только тогда, когда другого выхода не было, Арборлон оставался единственным в своем роде городом, и он жил и развивался до сих пор. Впрочем, ходили слухи о других городах, огромных и удивительных, ныне обратившихся в руины, немых свидетелях эпохи, что закончилась давным-давно. А вот Арборлон, построенный самой древней из всех рас, оставался живым и настоящим, и само время было над ним не властно.
— Разве он не прекрасен? — негромко сказала Пру, словно прочитав его мысли.
«Он и в самом деле прекрасен!» — подумал Пантерра и благодарно улыбнулся девушке.
Когда вы оказывались на холмах, то понимали, что у Арборлона нет стен в прямом смысле этого слова. Дома и залы собраний, амфитеатр и сады, даже королевский дворец и прилетающая к нему территория были открыты и доступны для всех. Стражи Дома охраняли короля, королеву и их семейство, а Эльфийские Охотники в случае необходимости всегда готовы были отразить любое нападение, но Эльфы по природе своей были лесными созданиями и потому предпочитали жить открыто. Жилища отражали характер своих хозяев. Хотя большинство из них стояли на земле, в лесу или вдоль рек и ручьев, некоторые были вознесены на верхушки деревьев, поддерживаемые канатами, где выглядели естественным порождением окружающей природы. Город в буквальном смысле слился с лесом, почти растворившись в нем, и это создавало неповторимую ауру гармонии, что не было свойственно поселениям Людей.