Надо мной склонился кто-то знакомый, усмехается, что-то говорит, приставив к горлу острие меча. Меч тоже знакомый – это мой меч. Тот самый, обращаться с которым учил Конфидус.
Я жив. Это радует. Но я не могу пошевелиться – тело будто неживое. Ничего не ощущаю. Не слышу.
Это конец – я слишком увлекся с этими файлами и теперь перегружен информацией. У меня вообще не осталось времени!
Но нет – мир начинает наполняться звуками, а тело быстро приходит в себя: еще чуть-чуть – и станет полностью послушным. Как из глубокого сна выныриваю. Одновременно начинаю ощущать что-то странное… непонятное… Будто труба надо мной водосточная, диаметра огромного, и где-то очень высоко в нее бросили шар каменный, диаметром метров двести. Шар летит вниз, колотится о стенки трубы, приближается с огромной скоростью. И я почему-то знаю – как только он долетит до земли, так и конец: выйдет мое время.
Шар катится быстро – надо поспешить.
Странно – тогда, в случае с лошадьми, все не так было. У меня оставалось очень много времени. Часы, а не мгновения. Перестарался я… Ну ничего, будем использовать то, что есть.
Тело становится послушным, мир оживает – я теперь слышу все.
Альрик хохочет, медленно отводит меч от горла для последнего, добивающего удара. Сквозь хохот с трудом произносит:
– Ну так, может, все же скажешь, откуда вы такие беретесь?
Глядя сквозь него, напрягаюсь для рывка, зло, отрывисто, в двух словах, на матерном русском поясняю, что взялся оттуда, откуда и все берутся. Движения непривычно быстры, и я теряюсь в мелочах – успев отбить ладонью меч, не успеваю спасти кожу – зарабатываю длинный кровавый порез.
Плевать – умру я не от потери крови!
Альрик слишком сильно надавил, собираясь пробить мне горло, и после моего неожиданного маневра потерял равновесие – чтобы не упасть, уперся в рукоять меча, воткнувшегося в песок в паре сантиметров от шеи.
Вторая рука без дела не остается: швыряет жменю того же песка в глаза темному – и сразу же двумя ногами отчаянный толчок в грудь. Альрик отлетает как мешок с ватой – удар выполнен расчетливо, и тело его спиной вниз падает на один из следов, оставленных молниями: разветвленный корень из остекленевшего песка.
И сразу перекат в сторону: вскинуть тело, одним рывком вскочить на ноги.
Зрители, наверное, ничего не успели понять: только что страж был почти мертв – и вдруг стоит как ни в чем не бывало; Альрик больше не торжествует, а с воем катается по земле. Позвоночник, к сожалению, не поломал, но чувствует себя нехорошо.
Он больше не хохочет. И глупых вопросов не задает.
Я не стою на месте – у меня нет на это времени. Шум над головой нарастает, «водосточная труба» вибрирует, гремит жестью – шар-убийца приближается.
Альрик быстр – успевает вскочить, встречает меня мечом. Сверху вниз бьет – такими ударами он мой щит на щепки пустил. Но я не безоружен – ведь в бой пошел с двумя мечами, вот и пригодился запасной. Старый испытанный матийский свинорез: узкое, причудливо изогнутое лезвие с обратной заточкой. Лучшая сталь, увиденная в этом мире. Бакайцы к таким клинкам относятся пренебрежительно, и даже бой с поганью, где я неплохо себя проявил, их не убедил. Да, против закованного в броню противника он вряд ли поможет, но ведь на Альрике нет доспехов.
Прикрыться «матийцем» от бастарда? Зачем? Я уже знаю, что Альрик силен, и не уверен, что мой клинок выдержит такое надругательство – сталь, конечно, отличная, вот только тонкий он сильно, да и повредило его слегка в бою у брода. Просто вскидываю руку, встречаю кончиком свинореза меч Альрика, аккуратно, плавно, скорее даже нежно отвожу его в сторону, будто веером по нему проведя. Позволяю пролететь рядом с кожей, не задев меня.
Сила вражеского удара не растрачена о жесткий блок, и Альрик, вместо того чтобы разрубить меня от макушки до паха, бьет мимо, после чего, увлекаемый инерцией клинка, поневоле склоняется вперед, горлом встречая разогнавшийся изгиб «матийца». Тонкий клинок не завязнет, если его не останавливать, – я и не останавливаю, уверенно переводя рубящий удар в режущий, подшагиваю темному за спину.
И завершающий рывок на себя.
Матийский меч хорош как раз для режущих ударов. Сегодня он мой серп, а шея Альрика – пучок ржаных колосьев.
Предупреждал ведь, что без башки оставлю… не верил…
Я позволил ему атаковать первым. Он раскрылся. Действительно не боец – звериная сила и скорость при нулевой технике. Сила ему боком вышла: против него же обернулась. Он ударил один раз, и я ударил один раз – я попал, а он нет… Это был хороший бой.
Хронически не везет твари со мной – опять голова покатилась. Отрезать голову на живом человеке непросто. Лишь мастер точно знает, как попасть лезвием в ту уязвимую щель, которую природа оставила между позвонками.
Глаза его еще живут. Похоже, он изумлен. И ему страшно. Может, умирает и не навсегда, но сам признавался, что при каждой смерти чего-то лишается.
Если я вдруг выживу, то, возможно, рано или поздно он лишится всего.
Поднимаю взгляд. Безмолвные, окаменевшие зрители; солнце, уходящее за очередную тучу; Тук бежит, размахивает руками, что-то возбужденно кричит, радостно скалится.
Я не слышу слов. Немного мне дали времени, но я успел. Чистая победа. Пора уходить.
Грохот в «водосточной трубе» резко стих. Шар вырвался на свободу. Упал. Упал на меня. Расколол тело на миллион осколков.
Только что я стоял возле черного алтаря, а в следующий миг перестал существовать.
Серая парусина в пятнах подозрительного происхождения. Добротно натянута, время от времени вибрирует от порывов ветра. Еще в поле зрения видна верхушка центрального шеста. Там, между поперечинами и оттяжками, толстый паук сплел роскошную паутину.
Это весь мой мир – больше я ничего не могу увидеть… При попытке не то что пошевелиться, а просто скосить взгляд удар чудовищной боли вышвыривает меня из реальности.
Снаружи слышен характерный шум – народ завтракает. Значит, наступило утро. Скоро, наверное, придет толстуха Трея, и если повезет, будет заливать в меня бульон из рябчиков. Если не повезет, то рыбный. После первой же ложки опять отключусь.
Я не могу долго находиться в сознании – любое, даже самое пустячное, событие выбрасывает меня обратно. В том числе и кормежка.
Да и без событий надолго не задерживаюсь. Стоит поднять веки – и мне остается несколько мгновений… Я успеваю увидеть парусину шатра, паутину, шест с поперечинами и оттяжками. И все – назад, в нирвану… до следующего пробуждения.
Мне не снятся сны. Иногда я пытаюсь думать, не открывая глаз. Так можно пролежать долго, вот только резона нет – мысли не идут. Я не знаю, кто я или что, но и это уже не волнует. В моей голове причудливая мешанина из обрывков знаний сотен, если не тысяч людей. Некоторые из этих знаний бесполезны, некоторые опасны, а некоторые смертельно опасны. Но я не копаюсь в них: мозг напрягать даже не лень – просто бессмысленно…