Я жил и не жаловался на жизнь. И жил бы так до сих пор, не приди тот черный день, когда мы с вами познакомились.
Я понимаю, вы не виноваты ни в чем, да и у меня не было лучшей альтернативы… Но знаете, Ваня, будь трижды проклят тот день. Я здесь уже второй месяц торчу, но до сих пор не то что королем не стал – я вообще никто. Кандидат в графы, причем графство мое сродни лепрозорию на карантине, даже похуже. В ссылке я, по сути, и бежать из нее смысла нет – так уж получилось, что ничего хорошего такого чужака нигде не ждет. Архимагом тоже не стал: были лишь странные сны, от которых вреда оказалось больше, чем пользы, и получил регенерацию, которой не просил, – хотя иначе бы просто сдох. Спальню предо мной королева распахнула – было такое дело… признаю. Но при этом мне ничего не обломилось, да и ее… гм… друг при этом присутствовал. И вообще – она старая и не в моем вкусе. Было еще разик, одна девушка себя предлагала. Но не девушка это была, а чудовище. Хотя к чудовищам уже привык – сегодня, слушая голос одной местной маньячки, даже чуток возбудился. Хороший голосок, кстати. Не вините строго: не извращенец я – адреналина слишком много плюс воздержание, плюс двери красоток почему-то не распахиваются, нарушая все законы жанра, а я человек законопослушный… обычно. Раз положено в жанре – так распахивайте бегом!.. А не распахивают…
Вот ведь злодейки…
Насчет злодеев – парочку я действительно прикончил, как и полагается. Это даже объявили подвигом. Только почему-то никто не вспоминает, что злодеев там было три десятка – остальные ведь не сами собой на тот свет отправились. Так уж принято, что все почести положено отдавать одному. Но какие в моем случае почести? Пытки, побег через городскую клоаку, ссылка в сущую задницу. Погрязшие в своих интригах герцог и королева, которым до меня дела нет, – используют, как один из винтиков своей машины, создаваемой для противостояния даже не карающим, а, как подозреваю, какой-то империи соседней. Эти союзники даже не удосужились меня быстро из застенка вытащить – выждали, пока я хорошенечко возненавижу инквизиторов, – чужими руками сделали из меня преданного пса: не верю я, что были другие причины такого промедления. А теперь и вовсе бросили: выкарабкаюсь – будут использовать и дальше; не выкарабкаюсь – не жалко.
На Земле у меня были друзья, а здесь я никому не доверяю: любой может стать перерожденным или просто предаст.
Вру. Один друг у меня все же есть. Зеленый. Комок перьев, наглости, пьянства, пошлости, искренности и благородства. Чистая душа с хитрыми, все замечающими глазами. Глаза у него сейчас просто офонаревшие – мало того, что я спать ему не даю, так еще и устроил отчет на добрых полчаса. И ведь все равно слушает. Птицы, Ваня, живут в мире звуков – если дорогой для них человек начал говорить, то они превращаются в слух. И как бы ни хотелось ему подремать перед рассветом, это гораздо важнее – слушает и запоминает. Каждое слово запоминает…
Он здесь единственный, с кем я могу разговаривать по-русски…
Оставлю я его в покое – посплю хоть часок. Завтра трудный день, а в голове сумбур. Пока, Ваня. Небось считаешь, что твой Девятый только и делает, что занимается поисками криптона. Веришь в это? Бу-го-га, Ваня, – ты жалкий, наивный лох, ведь я лишь одним здесь занимаюсь: с самого первого дня стараюсь не сдохнуть».
Даже подремать не успел – пришлось подниматься в предрассветных сумерках, забираться в сырую одежду, наскоро жевать чуть подогретую опостылевшую кашу и забираться в седло. Нам предстоит длинный переход, причем часть пути придется преодолеть по незнакомой дороге. Кто знает, что на ней может повстречаться.
Но обошлось без сюрпризов – покинув мертвый замок, мы без помех проследовали по хорошо наезженной дороге, ведущей на север. Она петляла среди холмов, стрелой протягивалась через леса, пересекала речушки и ручьи. Где необходимо – подсыпана; все мосты на месте – ни один не разрушен. Солдаты, огнем и мечом разорявшие замки и деревни, здесь изменили своим привычкам. Видимо, не было резона портить удобный путь – погань и без него обойдется прекрасно, так что лучше его сохранить на случай повторения похода.
Скорость нашу ограничивала лишь забота о лошадях. После ночных приключений, практически не поспав, к вечеру я совсем сдал и едва не свалился пару раз. К сожалению, добраться до лагеря мы не успели и были вынуждены расположиться все на той же скале – лучшего места в округе не знали, а странных коротышек научились бояться. Здесь внизу канала нет – если украдут кого, то под водой скрыться не получится.
До лагеря добрались лишь после полудня следующего дня, и я еще издали подметил, что там не все ладно. Нет, следов нападения не было, но не было и той монолитной массы навесов и палаток, что обычно поднималась за кругом из телег.
На северной стороне лагеря стройными рядами тянулись палатки иридиан, на южной кучковались шалаши и парусиновые навесы бакайцев, а за пределами лагеря, на озерном берегу, возвышался просторный шатер сержанта Дирбза, и рядом, чуть поменьше – баронского сынка. Что это означало, я не понимал, но догадывался, что в мое отсутствие произошла какая-то размолвка, из-за чего союзники разделились.
Жизненный опыт подсказывал, что если я начну в лоб выяснять, что, зачем и почему, то получить ответы будет непросто и времени на это уйдет немало. Поступил хитрее – попросил Тука побродить по лагерю, выяснить интересующие меня новости, а потом доложить. В его преданности сомневаться не приходилось, а простоватость не позволит меня обмануть, прикрывая родных бакайцев в случае их вины.
Горбун с заданием справился оперативно – я едва успел искупаться в озере, как он уже тут как тут, с докладом.
Все оказалось просто: пока меня не было, между Арисатом и Дирбзом возник спор по поводу командования. Последний считал, что бакайцы его людям не указ, а первый думал иначе, мотивируя свои требования тем, что людей у него на порядок больше.
Апогей ссоры случился, когда Дирбз, в очередной раз отмахиваясь от приказов Арисата, заявил, что уже потерял пятерку своих людей, пока его вечно пьяные пираты сидели со своими бабами в безопасном месте. А ведь он единственный, кто на совете не поддержал идею об уменьшении численности групп. Лишь дураки-бакайцы способны были радоваться такому решению стража – у них ума на большее не хватает. Этого оскорбления гордый воин снести не смог, и дело едва не дошло до крови.
В итоге сержант покинул лагерь, расположившись в сторонке; Арисат приказал всем бакайцам сбиться кучно, демонстрируя их единство; а иридиане перетащили пожитки на северный край лагеря, от чужих разборок подальше. К Дирбзу присоединился баронский отпрыск со своей молодежью и «дядькой-воином». После этого ссоры прекратились, и теперь в лагере царил относительно мирный бардак.
Моя вина – слишком безалаберно отнесся к системе командования. Точнее, вообще никак к ней не относился – просто прибыл на готовенькую, сформировавшуюся до меня, и, притащив с собой новых людей, не позаботился об их интеграции в управленческую вертикаль. Вот и начали доказывать друг другу, кто главнее. Арисат счел себя моим замом, потому что при исходе с побережья это было именно так, но Дирбз так не считал, и это тоже справедливо – герцог прислал его в подчинение ко мне, и других указаний он не получал.