– Хватит! Все – стреляем! Онищенко, предупредите наших, если там еще кто-то жив! Егорыч – пульт мне! Бульдозер убрать!
Все – последний штрих. В руках у Рощина маленькая коробочка с одним-единственным переключателем. Артиллеристы, подготовив установку к дембельскому аккорду, не могли спрогнозировать его результат. Находиться возле ствола в тот момент, когда это случится, по их мнению, было нежелательно. Вот и появилась простейшая мера предосторожности – полковник мог теперь выпустить снаряд, находясь от орудия за пару десятков метров: именно такая длина у провода.
Бульдозер отъехал в сторону, развернулся боком; Тарас, выпрыгнув из кабины, залег за тяжелой машиной. Рядом присели Онищенко и Егорыч. Разумно – дистанция до цели около трех километров: не столь уж много. Ударная волна от тактического заряда на таком расстоянии не смертоносна – мощь подрастеряет. Перевернуть многотонный агрегат ей будет не под силу.
Направляясь к ним, Рощин вздрогнул от очередного близкого разрыва – по самоходке вновь щелкнуло осколками, а в бульдозере зазвенело стекло.
Вот он, момент истины: сейчас Рощин узнает, прав ли был в своих сомнениях. Увы – полковник понятия не имел, произойдет ли сейчас атомный взрыв, или снаряд безобидной болванкой зароется в землю, посмешив тех, кто все ЭТО начал. Нет, он не сомневался в качестве спецбоеприпаса, но, увы – подобный заряд не предназначен для поражения целей прямой наводкой.
Вопрос упирается во время. Вся проблема в том, что на боевой взвод снаряд становится лишь после выстрела – покинув канал ствола. В этот миг в его корпусе стартует электронно-механический процесс подготовки к подрыву. При штатном порядке стрельбы – навесом, с огромной дистанции, вопрос времени остро не стоит. Пока снаряд долетает до цели, вся подготовка давно заканчивается. При выстреле прямой наводкой в распоряжении механизма заряда есть всего несколько секунд. И Рощин понятия не имел, хватит ли их, – на такие ситуации его познаний не хватало.
Но говорить об этом не стал никому. Сомнения – путь к поражению: начни они колебаться – и все, даже эту сомнительную возможность могли потерять.
Нет уж – присев, Рощин, щелкнул тумблером.
* * *
Эта керамическая пластина была проклята, как и все вокруг. Он не сумел разбить ее ни топором, ни ломом – даже царапины не получилось оставить. Окончательно отчаявшись, схватил ее обеими руками, поднял над головой, с силой швырнул об пол. Бесполезно…
За спиной деликатно кашлянули, и хорошо знакомый голос Григория Сергеевича (между собой – просто Гришка) участливо поинтересовался:
– Что, товарищ Семенов, нервишки шалят?
Помертвев, обернулся. Так и есть – стоит в дверях, с почетным караулом из элитников. Сейчас направит указательный палец, и… Странно, но при мысли о расстреле страх прошел. А чего бояться? Разве что того, что ад действительно существует, – его там точно ждут с нетерпением. Их всех ждут…
– Товарищ Семенов, вы зачем хотите испортить музейный экспонат?
Поиздеваться решил напоследок? Наверное… Это уже не тот старый добродушный Гриша – ветеран проекта. Это новое существо – с жестоким блеском в умных глазах, коварным мышлением и полным отсутствием сострадания. Он ведь без колебаний уничтожил человечество – первый, кому это удалось.
Слова вырвались через силу:
– Хочу, чтобы все освободились. Очнулись. Хочу остановить это. Один не смогу – надо будить всех.
– Вот как? Вы называете это «разбудить»? Смешной вы человек… А зачем было табличку терзать? Она ведь ни при чем. Так себе – археологическая безделица. Давайте назовем ее Скрижаль Завета. Не возражаете? Вот и хорошо. Так зачем уничтожать памятник письменной культуры? Тем более не нашей культуры – инопланетной.
– А мне плевать на их культуру! – Неожиданно смелые слова – сам себе удивился.
Далеко за окном громыхнуло, потом еще и еще.
– Людишки опять шалят, – вздохнул Гриша. – Сколько их ни трави, а все гадят и гадят. Проголодались, наверное, в лесах сырых сидеть – в город лезут: по магазинам пройтись хотят. Трудно избавиться от привычки к шопингу. Ну так вернемся к нашим скрижалям – вы, значит, эдакий современный Герострат? Демон разрушения? Это замечательно – я чувствовал в вас эту жилку. Не зря оставил – присматривался, время тратил. Не зря… Вы будете замечательным попутчиком в нашем путешествии по вечности.
– Каком путешествии? Хотите расстрелять – так вперед, на меня ваш психогенератор не действует.
– Психогенератор?! – Гриша рассмеялся. – Надо же – наслушались бредней Эдика. Дураком родился, дураком вырос, дураком помер. Жаль, не видел выражения его лица в тот последний миг… Нет никакого психогенератора. И инопланетян тоже никаких нет. Я не отрицаю – когда-то действительно были. И корабль от них остался – ему повезло пролететь через нашу систему. Только нет там никого и никогда не было. Я говорю об экипаже. Удивлены? А вы знаете, сколько потребуется времени, чтобы лучу света достичь ближайшей звезды?
– Около четырех лет.
– Верно. А корабли у них летают со скоростями много ниже.
– Зачем им вообще корабли – у них есть телепортеры.
– Верно, есть. Только работают они на пару световых дней, не больше, да и то без гарантии. Все, что больше, требует стационарного портала, а чтобы его создать, надо иметь технику по обе стороны канала. А им хотелось заполучить другие миры. Технологии были, но оставалась маленькая проблема – продолжительность жизни экипажа не позволяет рассчитывать на долгие перелеты. Но они решили и это – перенос сознания на машинный носитель. Разум живого существа в компьютере – что-то подобное. Не учли лишь одного – разум, оторванный от тела, с течением времени становится другим. Для начала он вообще перестает нуждаться в теле – даже достигнув других миров, не станет выращивать себе новую оболочку. Ему этого уже не надо – тело для него не более чем оковы. А со временем разум всех членов экипажа постепенно объединился в один сверхразум. И мы были этому свидетелями – наши предки застали появление корабля в окрестностях нашей системы. Падение трансляторов было для них знаками с небес, а голоса скучающих членов экипажа представлялись гласом богов. Языческие боги нашего мира – мы видели их умирание. Погибнув, они возродились в едином божестве – и это мы тоже видели. Миссия, предназначенная для постройки порталов и терраформирования иных миров, превратилась в Пантеон нашей примитивной Земли. Мы стали их игрушками – глухими игрушками. Не понимали голосов, не понимали мотивов, были слепы. Я первый, кто сумел. И это не случайно – мы как раз созрели для диалога. Только вот говорить уже не с кем. Это единое божество устало – даже подаренное ему зрелище гибели цивилизации не помогло. Мы не уничтожали человечество – мы забавляли его картиной зажженного муравейника. Но его не пробудили – он стал равнодушен. Но мы это исправим – я и ты, и еще несколько людей, похожих на тебя. Они уже ждут – пора… А я ведь сразу тебя раскрыл: ты не такой, как все это внушаемое быдло. Конечно, и тебя подавлять можно – не стал же ты выдавать наши маленькие секреты посторонним: не будь блокировки, сдал бы сразу. Но все же у тебя есть что-то свое – этого не вытравить. Твоя кровь сохранила ту дикость, что может нам пригодиться. Идем же со мной – бог устал, ему пора уходить. Но корабль не может оставаться без экипажа – мы займем место бога. Тебе, возможно, страшно, но это просто из-за непонимания. Но ты – не Эдик, ты поймешь. Идем же!