«Мерзость какая, – брезгливо сказала самой себе Евгения Генриховна. – В кого я превращаюсь?»
Но как она ни отгоняла от себя мысли о Тимофее, они возвращались. Во-первых, из-за нелепой фразы Мальчика, предположившего, что Эдуард – подумать только, ее родной сын! – вздумает усыновить чужого ребенка. Нет, такого, разумеется, произойти не может, но сама возможность… И, во-вторых, потому что проблемы начались с его появлением в доме. Евгения Генриховна точно запомнила, когда в ее жизни возник вопящий мальчишка, потому что на следующий день появился Степан Затрава.
Внешне он не представлял собой ничего особенного – полноватый, лысоватый хохол с хитроватой кошачьей усмешкой, в вечно мятом пиджаке. Подсел нахально к Евгении Генриховне, обедавшей в ресторанчике, и сразу перешел к делу.
– Госпожа Гольц, – голос у него неожиданно оказался не вкрадчивым, а неприятным, чуть дребезжащим, – у меня к вам деловое предложение. Собственно говоря, мои люди вам его уже озвучивали, но вы к нему серьезно не отнеслись. Мне кажется, что вам была предложена хорошая сумма, но если вы настаиваете, я готов ее увеличить. Из уважения к вам.
Евгения Генриховна с некоторым любопытством разглядывала наглеца. Действительно, в ее офисе два раза появлялись какие-то предприниматели и предлагали ей совершенно смехотворную сделку: продажу помещений, в которых располагались ее салоны. Очень смешно. Евгения Генриховна даже усмехнулась, вспомнив нелепых визитеров.
Ее бизнес строился на том, что все помещения, где находились парикмахерские, были у нее в собственности. Поначалу, когда она выкупала площадь за бешеные деньги, ее отговаривали: зачем платить такие суммы, если можно просто взять в аренду, как повсеместно и делается? Тем более что салонов было не два и не три, а значительно больше. Но Евгения Генриховна, не слушая никого, продолжала выискивать и выкупать по всему городу старые офисы, квартиры на первых этажах, которые можно было расселить, пустующие помещения, на которые еще никто не успел наложить свою лапу. И находила. Сначала говорили о ее везении, потом стало понятно, что везением дело не ограничивается – у госпожи Гольц имелись связи, которые позволяли ей успевать туда, куда опаздывали остальные. Салоны приносили очень хороший доход, но первые пять лет почти вся прибыль шла именно на расширение бизнеса. И в конце концов даже противникам пришлось признать, что Евгения Генриховна добилась своего.
Ее салоны располагались по всему городу, причем ни один не занимал арендованную площадь. Поэтому смена владельцев помещения, рост цен на недвижимость не оказывали на бизнес госпожи Гольц никакого влияния. Собственность – вот что было гарантией ее бизнеса. Помимо самих салонов, она представляла собой капитал, и капитал весьма значительный. Сколько ни предлагали ей уступить, даже на очень выгодных условиях, некоторые помещения, она никогда не соглашалась, и пару раз возникали неизбежные в таких случаях конфликты. Но Евгения Генриховна могла быть спокойна – люди, обеспечивавшие безопасность ее бизнеса, знали свое дело. А Евгения Генриховна знала, за что им платит.
И поэтому, когда появились люди Затравы с предложением выкупить все – все! – помещения, она только усмехнулась. Цена, предложенная ими, была вполне обоснованной, но ведь все прекрасно понимают – дело не в цене. Представители фирмы с бесцветным названием «Максимум» были выставлены за дверь.
А через неделю в одном из районных судов Санкт-Петербурга началось слушание дела по факту незаконного приобретения госпожой Гольц Евгенией Генриховной помещения по такому-то адресу. Оказывается, утверждал истец, муниципалитет не имел права отчуждать его, а посему сделка должна быть признана незаконной.
Дело было шито белыми нитками, и у истцов не было никакой возможности его выиграть. Приобретение было совершенно законным, а то, что Евгения Генриховна хорошо знала главу района, никого не касалось.
И все же процесс она проиграла. Адвокат, начавший составлять жалобу в апелляционную инстанцию, позвонил и отказался от денег. Она нашла другого в тот же день. А на следующий узнала, что лучший мастер парикмахерской «Элина», из-за которой шел спор, был найден избитым в подъезде собственного дома: за его жизнь врачи не опасались, но пальцы на обеих руках у парня были переломаны. В милиции Евгении Генриховне объяснили, что ввиду нетрадиционной ориентации ее работника, а также многочисленных его связей наверняка причиной преступления является ревность, а вовсе не мифический дележ собственности.
Госпожа Гольц решила, что имеет дело с уголовниками, а для таких случаев как раз и существовала «прикрывающая организация», или, говоря открытым текстом, «крыша». «Крыша» у нее была проверенная, милицейская, поскольку частным структурам Евгения Генриховна не доверяла. Инцидент был доведен до сведения нужных людей, и она успокоилась. Как выяснилось, зря: через неделю в другом районе начался судебный процесс, аналогичный первому, а представитель «крыши» развел руками. «На любую дубинку есть своя дубинка, – вспомнила Евгения Генриховна его слова. – В вашем случае мы ничего не можем поделать».
Второй процесс был проигран ею с какой-то немыслимой для российского судопроизводства скоростью, а в ресторанчике, где она любила обедать, появился Степан Затрава и предложил не ссориться, а закончить дележ собственности бескровно. «Вы же все понимаете, Евгения Генриховна, вы же умная женщина, – закончил он. – Зачем зря тратить мое и ваше время? Подумайте, сколько вы хотите за ваше имущество, и мы прекратим столь утомительный балаган. Вот мои телефоны. Всего доброго».
Мысль о том, чтобы рассмотреть предложение Затравы, Евгенией Генриховной даже не обдумывалась, но было понятно, что к этому человеку следует отнестись более чем серьезно. И прежде всего нужна информация. И она занялась ее сбором. Но последний человек, имевший реальную возможность что-то выяснить, полчаса назад сообщил, что ей придется уступить. Сие могло означать только одно – за Затравой стоят люди такого уровня, что ей не имеет смысла с ними конфликтовать – можно потерять слишком многое.
Евгения Генриховна приложила ладонь ко лбу и в очередной раз подумала: непредвиденно возникшие проблемы, которые нужно как-то решать, навлек на нее маленький белобрысый мальчишка с глупым именем Тимофей.
* * *
Идти было тяжело. Во-первых, изнуряющий, бесконечный дождь, который шел, почти не прекращаясь, третий день. «Дождик лил, лил и лил», – вспомнила девушка фразу из любимой книжки про Винни– Пуха, которую няня читала в детстве. Но сейчас было вовсе не весело. Зачем нужно идти под дождем, она не понимала, но спрашивать было нельзя. Никто не спрашивал, значит, и она не должна.
Во-вторых, полная женщина, которая, казалось, распухла за время их пути. Она кашляла четвертый день подряд, кашляла долго, надрывно и особенно заходилась по ночам. Ее хрипы слышали все, и, лежа в своей палатке с открытыми глазами, девушка думала: как же выдерживают те, кто спит с ней рядом? Она ведь им мешает.