Макар хотел ответить, что да, конечно, крепкую, но тут заметил, что бабка смотрит на него испытующе. Помолчал немного, потом негромко произнес:
– Не знаю насчет веры. Я сам агностик, за себя-то решить не могу, а про других говорить – и подавно не стану. Может, люди паломничество рассматривают как поход, только в таком вот… религиозном обрамлении.
Старуха покивала, видимо, удовлетворенная ответом. «Хм, а бабуля-то у нас не простая, – прикинул Макар, – и далеко не глупая». Он выждал, потом спросил:
– А как ваш племянник паломников набирает? В церкви?
– Нет, не в церкви. Да сейчас уже и не набирает, уехал он куда-то. В Ленинград, что ли. А вот раньше каждое лето ходил. Я толком и не знаю, кажется, люди сами к нему приходили. Он неподалеку от меня жил, но сейчас квартиру продавать собрался и в другой район переезжать, от центра подальше. Данила ведь у меня не такой, как все, – особенный. – В ее голосе отчетливо звучала гордость.
Макару понадобилось еще десять минут, чтобы очень аккуратно выяснить, в каком именно доме жил Данила, и еще пять, чтобы закончить разговор. Наконец он попрощался со старушкой, пообещав поступить в какой-нибудь другой колледж в ближайшее время, и отправился в сторону метро. Выйдя из поля зрения женщины, он свернул и быстро пошел к тому дому, где раньше обитал ее странный племянник, водящий паломников по России.
Стоя перед обычной серой пятиэтажкой, Макар внимательно оглядывал окна и балконы. В глаза ничего не бросалось, но он знал, что вытянул нужную карту. «Молодец, удачлив, – одобрительно заметил Илюшин сам себе, но в следующую секунду усмехнулся. – Удачлив, как же! Я заметил странную палку бабки, а потом, сам того не понимая, неосознанно сделал все, чтобы она со мной заговорила. Пройди по моему маршруту двадцать человек из тех, кто копал раньше, ни хрена бы у них не получилось».
Удовлетворенно констатировав данный факт, Макар записал улицу и номер дома и собрался ехать к себе. На сегодня все, что можно было узнать, он уже узнал. Его, правда, немного настораживало то, что он добился желаемого с такой легкостью. По опыту он хорошо знал, что за этим должна последовать полоса неудач. С другой стороны, хорошо уже то, что он знает причину внезапного изменения характера Элины Гольц. Макар готов был поставить всю имеющуюся у него наличность вкупе с кредитной картой на то, что возмущение красивым нижним бельем подруги – последствие хорошей прочистки мозгов. А кто может лучше прочистить молодой девушке мозги в таком направлении, если не мужчина, сильно подвинутый на религии? «Паломников он водил… Интересно, почему перестал. И что за места такие, если его тетушка ни одного назвать не смогла? При том, что сама явно верующая…»
Макар обошел дом по кругу и вышел на припорошенную снежком тропинку. Взгляд его пробежал по тропинке и уперся в «свечку», на десятом этаже которой раньше жила Элина Гольц.
Сегодняшний день прошел просто замечательно – Эдик не пошел на работу, и они с Наташей несколько часов гуляли по Питеру, заходя во все подворачивающиеся магазинчики и симпатичные кафе. С прогулки вернулись только вечером, и Наташа, быстренько попив чаю и оставив Эдика дома, побежала за Тимошей. Детский садик, в который мальчика приняли без всяких вопросов и даже без предъявления обязательной медицинской карты, был всего в пятнадцати минутах ходьбы от особняка, и Наташе хотелось прогуляться одной по тихой улочке, вдоль которой стояли небольшие коттеджи.
В шесть часов было сумрачно, но фонари светили исправно, а тротуары были расчищены, и легко можно было бы представить, что находишься в каком-нибудь аккуратном европейском городке, если бы не ветер, пронизывающий насквозь. Он задувал со всех сторон – сырой, недружелюбный, мартовский ветер Питера, и от него не спасал даже спортивный пуховичок, подаренный Эдиком. «Надо было на машине Тимку забрать, – пожалела Наташа, – зря я отказалась».
В садике было тепло и уютно. Пока Наташа одевала сына, к ней подошла воспитательница и подробно рассказала, как прошел день у Тимоши, какой он хороший мальчик и как замечательно общается с другими детьми. Это была еще одна вещь, к которой Наташа не могла привыкнуть, – садик был не просто платный, а очень платный, и отношение к родителям и их детям здесь было соответствующее. Но Наташе постоянно казалось, что за всеми улыбками и вежливыми словами скрывается что-то нехорошее, какая-нибудь страшилка в духе голливудских ужастиков, где за чудесным фасадом уютного городка прячутся извращения Стивена Кинга. Она успокаивала себя, мол, у нее разыгралась фантазия, ведь Тимофей ходит в садик с удовольствием и его там, по всему видно, никто не обижает, но торопилась забрать его. А сегодня, несмотря на день, проведенный с Эдиком, Наташа еще почему-то нервничала и чувствовала себя не в своей тарелке.
Наконец они вышли на улицу и двинулись в сторону особняка. Ветер дул им в лицо, и они закрывались от него, поворачивались спиной, из-за чего шли слишком медленно. Сама не понимая почему, Наташа волновалась больше и больше и торопилась, таща за собой упирающегося сына.
– Мы сегодня сказку читали про Винни-Пуха, а я ее уже знал, – громко рассказывал Тим, стараясь перекричать ветер. – А Аня не знала, и Кирилл не знал, и Витя тоже! А еще мы из пластилина слепили Кенгу и ей в кармашек поклали разные вещи!
– Не поклали, а положили.
– Положили. А потом закрыли глаза, стали доставать их из мешочка и отгадывать.
– Из пластилина стали доставать? – рассеянно спросила Наташа.
– Нет, не из пластилина. Нам Ирина Петровна сделала настоящий мешочек, из тряпочки, и сказала, будто бы это карман…
Тимка весело болтал, но Наташа перестала вслушиваться. Они почти дошли до дома. Внезапно повалил мокрый снег, и у нее появилось странное ощущение – словно сквозь снежную пелену на них кто-то смотрит. Она остановилась у дороги, крепко сжав руку Тимофея, и быстро оглянулась. Никого. Позади была совершенно пустая улица, освещенная желтыми фонарями. Неожиданно они показались Наташе зловещими. Какой там европейский городок? Это Санкт-Петербург, город с непроизносимым для детей названием! То ли дело ее родная Рязань… Изань, как говорил совсем маленький Тимоша.
– А потом Витя сказал, что нужно делать по-другому…
Ощущение взгляда стало таким отчетливым, что Наташа поежилась. «Господи, побыстрей бы дойти до дома! Почему я Эдика не подождала?»
– И Ирина Петровна ему сказала…
– Тима, пойдем быстрей! – Наташа потянула мальчика за руку. Дорога была совершенно пустой, им оставалось пройти до ворот каких-то пятьдесят шагов. – Тима, быстрее, быстрее!
– Мам, ты чего? Мам, мне больно! – захныкал малыш. – Чего ты меня тащишь, нет же машин!
Он потянул руку на себя, стоя посреди дороги. Мордашка его, облепленная мокрым снегом, выражала возмущение и недовольство, но Наташа, охваченная тревогой, дернула его за локоть и прикрикнула: