— Я не хотела вас обидеть, — извиняюсь я. — Многие не знают, что такое патология речи. Я просто привыкла объяснять, что это означает.
— Послушайте, я знаю, откуда вы родом. Знаю, что вы думаете о таких, как я. И сказать по правде, мне совершенно на это наплевать.
— Но вам же обо мне абсолютно ничего не известно!
— Как и вам обо мне, — возражает Сэм. — Давайте оставим эту тему. Вы приехали сюда повидаться с братом — отлично. Хотите немного погостить — хорошо. Договоримся так: я занимаюсь своим делом, а вы своим.
— Отлично!
— Отлично.
Я скрещиваю руки на груди и смотрю на спокойную гладь озера в долине.
— Хотелось бы спросить, почему вы не помогли мне подняться там, в сарае?
— Выбраться из дерьма? — Сэм наклоняется ко мне настолько близко, что я чувствую запах пота, овец и дурманящего сена. — Потому что точно знал, кто вы есть.
— Это вы о чем? — вспыхиваю я, но он уже удаляется размашистой беззаботной походкой. — Что, черт побери, это значит?! — Он только передергивает плечами. — Свинья! — ругаюсь я себе под нос.
Делаю еще два шага и вижу приставленную к одной из яблонь лестницу.
— Это же Джоли! — кричу я. — Джоли! — Подбираю длинный подол сарафана матери Сэма и бегу через поле.
Джоли обматывает ветку зеленой изолентой. У него такие же светлые, вьющиеся на висках волосы. Он гибкий, сильный, грациозный. Он поднимает глаза в обрамлении длинных темных ресниц и поворачивается ко мне.
— Джейн! — восклицает он, как будто совершенно не ожидал увидеть меня здесь. Потом улыбается, соскакивает с лестницы и заключает меня в объятия. — Как дела? — шепчет он мне в шею.
Я пытаюсь не разреветься. Я так долго ждала.
Джоли, чуть отстранившись, нежно оглядывает меня. Продолжая сжимать мою руку, он подходит к Ребекке.
— Похоже, ты пережила это путешествие, — говорит он и целует ее в лоб.
Она наклоняется пониже, как будто получает благословение. Джоли улыбается Сэму и Хадли.
— Кажется, вы уже познакомились.
— К несчастью, — бормочу я.
Сэм сердито смотрит на меня, Джоли переводит взгляд с меня на него, но мы оба молчим.
Джоли хлопает в ладони.
— Отлично, что вы приехали! У нас полно работы.
Сэм в приступе неожиданной щедрости дает Джоли выходной. Мы стоим и смотрим друг другу в глаза, пока не остаемся вдвоем. «Мой братишка, — думаю я. — Что бы я без тебя делала?»
Джоли подводит меня к толстому низкорослому деревцу. Оно почерневшее и голое. И, похоже, не будет плодоносить.
— Я делаю все, что могу, — признается Джоли, — но в этой яблоне не совсем уверен.
Он перешагивает через одну из согнутых веток и жестом велит мне сделать то же самое. Такое впечатление, что мы начинаем говорить одновременно. Мы смеемся.
— С чего будем начинать? — спрашивает Джоли.
— Можем начать с тебя. Хочу поблагодарить тебя за то, что привел меня сюда. — Я улыбаюсь, вспоминая его полные размышлений письма на желтой линованной бумаге. — Без тебя я бы точно не справилась.
— Я рад. Отлично выглядишь. Ты стала еще красивее.
— Настоящая развалина, — говорю я, но Джоли качает головой.
— Я серьезно.
Он улыбается и, держа меня за руку, начинает поглаживать ее пальцами, как будто пытаясь воскресить.
— Ты счастлив здесь? — спрашиваю я.
— Взгляни на это место, Джейн! Такое впечатление, что сам Господь сбросил с небес этот величественный холм и озеро. Я хорошо зарабатываю. Если это вообще можно назвать работой. Я воскрешаю то, что невозможно воскресить. Оживляю мертвые деревья. — Он смотрит мне в глаза. — Обо мне ходят легенды. Меня называют «дарующим вторую жизнь».
Я смеюсь.
— Похоже, ты нашел свое призвание. Неудивительно, что я здесь.
Джоли в ожидании смотрит на меня.
— Не знаю, с чего начать, — говорю я.
— Начни откуда хочешь, — отвечает Джоли. — Все равно дойдешь до сути.
— Это точно! — Я нервно смеюсь. — Я уехала не потому, что уже давно и всерьез думала уйти от мужа. Поступок был импульсивным. Я просто села и уехала. — Я щелкаю пальцами. — И я не знаю, что делать дальше.
— Тогда почему ты ударила Оливера? — улыбается Джоли. — Не пойми меня превратно… Я считаю, что ему поделом.
— Ты знаешь хрестоматийный ответ на свой вопрос. Ребенок, которого в детстве били, сам вырастает в агрессора. Последнее время я часто вспоминаю папу. Классический пример, не так ли? Грехи отцов переносятся на детей.
— Думаешь, он уже едет сюда?
— Я даю ему на это самое большее десять дней. — Я верчу на пальце обручальное кольцо, которое, к собственному удивлению, продолжаю носить. — Если только, конечно, он не отправится в экспедицию в Южную Америку, как планировал. В этом случае у меня есть месяц отсрочки.
— Мне неприятно об этом говорить, но когда-то ты его любила.
Джоли понял суть проблемы быстрее, чем кто-либо другой.
— Мне нравилась мысль о том, что я в него влюблена, — признаюсь я. — Но это лишь видимость настоящей жизни. — Я пристально смотрю на брата. — Я тебе уже говорила, что дело не в Оливере. Дело во мне. Я просто взбесилась, когда мы с ним ругались. По-моему, мы спорили о том, что должно стоять в моем шкафу: его документы или коробки с моей обувью. От этого браки не распадаются. — Я опускаю глаза. — Мне страшно. Я пятнадцать лет разрезала фрукты так, как любит Оливер, складывала его белье, убирала за ним. Я делала все, что должна делать жена. Не знаю, что в тот день заставило меня его ударить. Возможно, я просто искала выход.
— Ты ищешь выход?
— Не знаю, что я ищу, — вздыхаю я. — Я вышла замуж совсем юной. Родила ребенка. Когда люди спрашивают меня, кто я, я отвечаю «жена» или «мать». Я совершенно не знаю, кто я. Кто такая Джейн.
Джоли не отрывает взгляда от моего лица.
— А ты хочешь знать это?
Я закрываю глаза и мысленно рисую картинку.
— Ох, Джоли, — вздыхаю я. — Я вернусь домой и снова стану идеальной женой и матерью. Буду делать то, что делала всегда, и никогда не буду вспоминать об этом побеге. Проживу самую заурядную жизнь, и, как ты и обещал, у меня будет всего пять минут счастья, пока всему не придет конец.
С самого начала у нас возникают разногласия. Я знаю, что она едет, но не томлюсь в предвкушении, и, разумеется, она появляется как раз тогда, когда я занят делом. И хотя я вижу, что она выходит из машины с дочерью, но делаю вид, что не слышал, как они подъехали. Я как раз стригу барана, когда она заходит в загон. Я мало что могу сказать о ней, потому что стою лицом к барану, только замечаю, что у нее очень красивые ноги, и пытаюсь сосредоточиться на текущем ровными рядами руне, на том, чтобы аккуратно состричь шерсть с боков животного. В наши дни хорошая шерсть стоит почти полтора доллара за килограмм, подшерсток с живота — чуть дешевле. Когда была жива мама, она чесала и сучила шерсть, а потом что-нибудь из нее вязала — свитер или кофту. Но теперь мы просто продаем шерсть в городской фонд. Время от времени я покупаю одеяло, сотканное из шерсти местных овец.