— Я не намерена терпеть оскорбления, — произносит она осипшим голосом. — Я только хотела поддержать беседу.
— А создали проблемы, — отрезает Сэм.
— Сэм… — предостерегает Джоли.
Слишком поздно. Джейн вскакивает и убегает. Да что с ними сегодня? Сначала Хадли, теперь Джейн.
За столом остаемся только мы втроем.
— Положить еще курицы? — предлагаю я, пытаясь растопить лед.
— Мне кажется, ты слишком бурно отреагировал, — выговаривает мне Джоли. — Лучше бы тебе извиниться.
Что тут скажешь — двое на одного! Я закрываю глаза, чтобы утихла боль, и вижу, как Джейн бродит по тускло освещенному саду. Она обязательно поранится или оступится.
О чем я думаю? Я качаю головой, взывая к разуму.
— Она твоя сестра, — отвечаю я Джоли. — Это ты ее пригласил. Послушай, ей не место здесь, в деревне. — Я пытаюсь выдавить улыбку. — Она должна носить высокие каблуки и цокать ими по выложенным мрамором гостиным в Лос-Анджелесе.
Ребекка вскакивает из-за стола.
— Так нечестно! — восклицает девочка. — Вы ее даже не знаете!
— Я повидал таких, как она, — возражаю я, глядя прямо на Ребекку. На секунду мне кажется, что она тоже вот-вот расплачется. — Ладно! Будет лучше, если я пойду и извинюсь? — Я хочу сделать это для очистки совести, но остальным знать об этом не обязательно. Я не могу ударить лицом в грязь перед Джоли, поэтому опускаю голову и делаю вид, что вздыхаю. — Черт! Ради мира и покоя. — Я тяжело поднимаюсь из-за стола. — Вот вам и счастливый, тихий семейный ужин.
На улице выводят серенады кузнечики. Вечер влажный, поэтому все полевые цветы вокруг дома устало поникли. Я слышу странный звук, доносящийся из сарая, где мы ставим трактор и моноблок. Высокий механический визг, а потом звон — что-то бьется. Я иду туда, поворачиваю за угол и обнаруживаю Джейн Джонс у коробки с глиняными фигурками голубей оранжевого цвета, которые я использую для стрельбы по мишеням. Она лезет в коробку, достает фигурку и швыряет ее в красную стену амбара метрах в шести. Первая еще не успевает превратиться в пыль, как она уже держит в руках вторую, готовая к броску.
Следует отдать Джейн должное — решимости ей не занимать. Я вижу это по тому, как она вкладывает в бросок все свои силы, как будто представляет вместо стены амбара меня. Я-то думал, что она в беде. А она вон чем занимается!
Я стараюсь подойти как можно тише.
— С пистолетом получается лучше, — говорю я.
Она резко оборачивается. Когда она узнает меня, то меняется в лице.
— Я думала, тут никого нет. — Она кивает на мусор у стены. — Прошу прощения.
Я пожимаю плечами.
— Они стоят копейки. Я рад, что вы не стали выпускать гнев в кухне. Там антикварный фарфор.
Джейн нетерпеливо сжимает руки. Никогда не скажешь, что она на десять лет меня старше, — она похожа на маленькую девочку. Насколько я вижу, она ведет себя как ребенок чаще, чем ее собственная дочь. Может быть, я был с ней чересчур строг.
— Послушайте, — говорю я. — Извините за то, что случилось за столом. У меня ужасно болит голова, я слишком бурно отреагировал. — Она удивленно смотрит на меня, как будто видит впервые. — Что? — робко спрашиваю я. — В чем дело?
— Просто никогда не слышала, чтобы у вас в голосе не звучало раздражение, — отвечает Джейн. — Вот и все. — Она подходит ко мне, размахивая руками из стороны в сторону. Она продолжает держать в руках двух глиняных голубков. На тот случай, если мне удастся увернуться? — Завтра утром мы с Ребеккой съедем в ближайшую гостиницу.
Я чувствую, как боль возвращается. Если она уедет, я так и не узнаю от Джоли, чем все закончилось.
— Я же уже извинился. Что мне еще сделать?
— Вы правы. Это ваш дом, ваша ферма, мне здесь не место. Джоли навязал нас вам. Ему не следовало обращаться с подобной просьбой.
Я усмехаюсь.
— Я не понимаю значения слова «навязал».
Она всплескивает руками.
— Я не это хотела сказать. — Она поворачивается так, что свет из амбара падает прямо ей на лицо, и я вижу, что она вновь готова заплакать. — Вы все мои слова воспринимаете превратно. Такое впечатление, что все, что я говорю, прокручивается у вас в голове в другом порядке.
Я прислоняюсь к сараю и начинаю рассказывать о своем отце. О том, как раньше спорил с ним, как управлять садом. Я рассказываю ей, что, как только он переехал во Флориду, я выкопал молодые деревья и пересадил их, как считал нужным.
Она терпеливо слушает, стоя ко мне спиной.
— Я понимаю тебя, Сэм, — решает она перейти на «ты».
Но она ни черта не знает о том, как я веду дела. И хуже всего, она это и за дело-то не считает. Для нее садоводство — еще одна отрасль сельского хозяйства. А работу руками девушка, рожденная и выросшая в Ньютоне, разумеется, считает второсортной. В это мгновение я чувствую то, что не испытывал уже давно, еще с училища, — стыд. Разводить сад — этим в настоящем мире люди не занимаются. Если бы я действительно что-то собой представлял, то хотел бы заработать много денег. И костюм был бы у меня не один, и ездил бы я не на тракторе, а на «тестерозе».
— Нет, не понимаешь. Мне насрать на то, что ты считаешь, что в этом саду нужно выращивать арбузы и капусту. Иди и скажи это Джоли, Ребекке, кому хочешь, черт возьми! Когда я умру, тогда действуй, если сможешь убедить остальных, пересади здесь все. Но не смей, никогда не смей говорить мне в глаза, что то, что я сделал, — плохо! Этот сад — лучшее, что я создал в жизни. — Я наклоняюсь ближе, наши лица всего в паре сантиметров друг от друга. — Это как… это как если бы я сказал тебе, что у тебя плохая дочь.
Когда я произношу эти слова, Джейн отступает, как будто я ее ударил. Ее лицо становится белее мела.
Она смотрит на меня, и я ощущаю тяжелую силу ее взгляда — по-другому не скажешь. Словно она способна взглядом стереть меня с лица земли. Я, в свою очередь, смотрю на нее и как будто вижу впервые. И тогда я замечаю то, что написано на ее лице: «Ради бога, не говори так!»
Она открывает рот, чтобы что-то ответить, но не находит слов. Откашливается.
— Я бы не стала разводить арбузы, — наконец произносит она.
Я улыбаюсь, а потом заливаюсь смехом. Она тоже смеется.
— Давай начнем сначала. Я Сэм Хансен. А вы…
— Джейн. — Она убирает со лба волосы, как будто хочет мне понравиться. — Джейн Джонс. Боже! Звучит как имя самого занудного человека на земле.
— Сомневаюсь.
Я протягиваю руку и чувствую рисунок кожи на ее ладони, когда она отвечает на мое пожатие. Когда мы касаемся друг друга, между нами пробегает искра — наверное, статическое электричество оттого, что мы ходили по пыльному полу сарая. Мы оба отпрыгиваем на одинаковое расстояние.