Он тронул калитку — заперто изнутри… И тогда демонстративно сел на скамеечку и стал ждать. Прошло минут двадцать, прежде чем во дворе заходили: сначала послышался неясный говор двоих мужчин, затем неожиданно взвыл стартёр легковой машины. Двигатель долго не заводился — похоже, давно не ездили! — лишь с шестого приёма раздался мерный гул «Жигулей».
— Давай скорее! — внятно сказал кто-то. — Чемодан в багажник!
Будто удирали!
Русинов затаился в проёме запертой калитки. Вот дрогнули ворота, и створки их распахнулись наружу, заслонив Русинова. Со двора выехал «жигулёнок» шестой модели, новенький, молочно-белый, притормозил возле машины Русинова. Не видно, кто за рулём! Вышедший вслед за машиной человек стал запирать ворота: завёл одну створку, потом взялся за другую, открывая Русинова.
Это был Раздрогин! Только неузнаваемый — в белом летнем костюме, чёрной рубашке и белом же галстуке, в руке небольшой кейс. Он куда-то срочно уезжал!
Русинов выступил из проёма калитки и оказался за спиной и чуть сбоку от Раздрогина.
— Здравствуй, Виталий!
Раздрогин замер, но лишь на миг! Спокойно захлёстывая створку ворот с другой створкой, обернулся…
Он! Разве что возмужал, заматерел — эдакий элегантный молодой купец.
— Ну что смотришь, Раздрогин? — спросил Русинов. — Мы тебя ищем лет пятнадцать. А ты здесь?
Он владел собой великолепно: спокойно бросил кейс на заднее сиденье, распахнул переднюю дверцу, чтобы сесть.
— Вы обознались. Извините…
Русинов забежал вперёд, встал, опершись руками на капот:
— Виталий, давай поговорим! Я — Русинов. Ты же знаешь меня!
По Институту они не были знакомы, никогда не встречались, но он, общаясь с хранителями, не мог не знать Русинова. Мало того, возможно, принимал участие в его судьбе…
Раздрогин выпрямился — одна нога была в кабине.
— Вы ошиблись! — внушительно и властно проговорил он. — Уйдите с дороги!
Второй, бывший за рулём, безбородый, крупный парень, резко распахнул свою дверцу. Они невероятно спешили!
Русинов отступил от машины:
— Мы ещё увидимся, Раздрогин! Я буду здесь, понял? Я никуда отсюда не уйду!
Дверцы мгновенно захлопнулись, и «жигулёнок» рванул с места, пробуксовывая на влажной от росы траве. Русинов ощутил, как заболели ладони: молодая кожа под лопнувшими пузырями иссохла, истрескалась по линиям руки и кровоточила. А старую он содрал, пока ехали на телеге с Лобаном…
В проёме калитки стояла немолодая женщина. По возрасту — наверняка мать Ольги… Она всё слышала и видела.
— Здравствуйте, — сказал Русинов.
— Откуда вы здесь? — не скрывая страха и недоумения, спросила она. — Как вы здесь оказались?
— Приехал, — он сделал несколько шагов к калитке. Женщина запахнула фуфайку на груди, словно защищаясь. — Увидел свою машину возле ваших ворот… Не бойтесь меня.
— Я не боюсь! Но вас же ищут повсюду!
— Кто меня ищет?
— Муж… И с ним — люди. Прилетели на вертолёте…
— Где же они? — насторожился Русинов: с вертолётом его могла искать только Служба…
— В горах, — она недоуменно пожала плечами. — Вчера нашли машину и снова уехали.
— Видимо, мы разминулись по дороге, — предположил он. — Но меня никто не должен искать! Я не терялся.
— Не знаю… Ищут. — Она что-то утаивала и относилась к нему с опаской. И почему-то всё время рассматривала его.
Скорее всего, это была Служба! Он запечатал радиомаяк в свинцовый панцирь и ушёл из эфира. Наверное, эта штуковина работала настолько исправно, что такого не могло быть. Потому и подняли тревогу. Но ведь Служба обязательно бы обыскала машину и обнаружила радиомаяк! И сразу бы раскусила его хитрость. Впрочем, могла и так раскусить. Теперь они перерывают Кошгару!
— Скажите, а как вас зовут?
— Надежда Васильевна…
— Надежда Васильевна, а Ольга дома? — спросил он.
— Нет, она в больнице… Дежурит.
— Но там замок на двери!
— Мы на ночь запираем, — пояснила она. — А ходим через чёрный ход. Чтобы больные не убегали домой…
— Мне можно увидеться с ней? — спросил Русинов.
Она смешалась — не хотела пускать его к дочери! Но и отказать не смогла…
— Хорошо… Я провожу…
— Простите меня, Надежда Васильевна, — он замялся. — У вас гости были… Молодой человек с бородой — это Виталий Раздрогин?
— Нет, что вы! — опасливо засмеялась она. — Это Серёжа.
— Значит, обознался, — с готовностью согласился Русинов: она не знала его настоящего имени! Впрочем, какое у него было настоящее?..
— Обознались, это Серёжа… Приезжает к нам заключать договора, — она откровенно старалась убедить его. — Машину у нас оставляет, иногда ночует… Он занимается бизнесом.
— Понятно, — покивал Русинов, поддерживая разговор. — И у вас уже появились бизнесмены.
— Давно! У нас же лес, мёд, дикорастущие…
— А что это такое — дикорастущие?
— Ягоды, грибы — что в лесу растёт.
Надежда Васильевна несколько отошла от ошеломления и испуга, и Русинов, стараясь продлить беседу, хотел окончательно вывести её из этого шока.
— Да, у вас тут грибов в августе — хоть косой коси! Однажды мы за пятнадцать минут набрали шесть вёдер белых. На одном пятачке!
— А вы в наших краях уже бывали?
— В ваших не бывал, но на Северном Урале в общей сложности прожил месяцев сорок!
Они подошли к больнице, и Надежда Васильевна вновь насторожилась. К тому же, доставая ключ из-под крыльца, наткнулась на рюкзак и карабин Русинова.
— Это мои вещи, — объяснил он.
Отомкнув дверь, Надежда Васильевна попросила его подождать на крыльце, сама же скрылась в тёмных сенях. Минуты через две в коридоре послышался стремительный шорох тапочек. Он мечтал об этом мгновении, но эти последние события и новости всё испортили. Мысль билась между вертолётом, Раздрогиным и Службой…
Но когда Ольга выбежала на крыльцо, он на какой-то миг забыл обо всём. Ему хотелось, чтобы она бросилась к нему, хотелось, чтобы обняла, прижалась, приласкалась, как в ту ночь, когда спала на его ладони. Ольга же на миг остановилась, и в глазах её Русинов увидел те же самые чувства, что были у её матери, — страх и недоверие.
— Ты жив? С тобой всё в порядке? — пугливым шёпотом спросила она.