Она оборвалась на полуслове — сказала что-то лишнее, запрещённое, и испугалась. Но это имя — Атенон — было ещё одним странным и таинственным именем, прозвучавшим из её уст, и потому Русинова подмывало спросить о нём. Кто же это — всемогущий распорядитель, способный позволять и запрещать?..
Ольга смотрела с мольбой, словно предупреждая все возможные и невозможные вопросы.
— Ничего, — он огладил запястьями её волосы. — Твоя совесть чиста в любом случае.
— Тебя же поймают, Саша! — сказала она с безысходностью. — А я никак не могу убедить! И всё потому, что не хочу, чтобы ты уезжал!
— Спасибо тебе, — он поцеловал её в глаза и ощутил соль слёз.
Повинуюсь року! Будь что будет!
Она дышала в бороду, и от этого горячего тихого дыхания кружилась голова. Он всё плотнее сжимал руки на её плечах и, как тогда, в каменном мешке, боялся потерять чувство реальности…
— Мне пора, — еле слышно прошептала она. — Я ещё приду… Сегодня ночью. До утра…
Проводив Ольгу, Русинов не находил себе места. Она предупредила, чтобы он не выходил на улицу, и потому он метался по своей комнате от окна к окну. Потом в дом вернулась Любовь Николаевна с цветами. Набрала в вазы воды и расставила повсюду, а один букет с тремя высокими сиреневыми ирисами внесла в комнату к Русинову. Потом стала собирать на стол — было около двух часов дня.
После обеда Любовь Николаевна истопила баню — он даже и не заподозрил, что ему приготовили сюрприз, — не чаял смыть с себя пещерную грязь! Как у армейского старшины, получил у неё просторную белую рубаху, кальсоны и полотенце.
— Ступай, — велела старуха. — Пока на улице никого нет…
Он парился часа три, чуть ли не на четвереньках выползая в маленький чистый предбанник, чтобы перевести дух. Размякшая, распаренная молодая кожа на ладонях одрябла, состарилась, трещины затянулись и перестали кровоточить. В непривычной, но ласкающей тело белой одежде, умерший и воскресший, забывший, что следует опасаться людей, он открыто вернулся в дом и лёг в постель, словно в детскую зыбку. Засыпая, он думал, что проснётся, лишь когда услышит её шаги, лёгкий шёпот возле самого уха и нестерпимо нежное и вместе жаркое дыхание. Так всё и случилось! — Только ещё волосы щекотали лицо и тонкий запах духов, перебив стойкий и неистребимый больничный дух, напоминал едва уловимую горечь свежей распускающейся берёзовой листвы.
— Я тебя ждал, — проговорил, он, чувствуя её губы на своём лице.
— Тише, — прошептала Ольга. — Я боюсь… Такое чувство страха… Будто гнались за мной.
— Ничего не бойся…
Он не успел договорить, прижал её к себе и замер — за дверью послышались отчётливые нескрываемые шаги. Ольга перестала дышать. Отворяемая дверь колыхнула воздух, словно ударная волна от взрыва.
— Ольга, иди домой, — отчеканил в темноту тот, кто гнался.
Она не шевельнулась, вдавив своё лицо в его щёку.
— Ничего не бойся! — повторил громко Русинов.
— Я жду, — прозвучало предупреждение. Он пощадил всё-таки их, не включил свет. Незримо выждал, пока Ольга неслышно выйдет из комнаты, и лишь затем, притворив за собой дверь, включил лампочку под потолком.
Русинов сразу понял, на кого из родителей похожа Ольга. Её отец был высок ростом, уверен в движениях, и эту его представительность портил выцветший на солнце, вылинявший под дождями милицейский китель с капитанскими погонами. Даже не взглянув на Русинова, он вытащил из-под кровати его карабин, ловко пощёлкал на пол патроны из магазина и отставил в угол. Русинов привстал и потянулся к одежде, сложенной на стуле, однако участковый отставил его и профессиональным движением рук ощупал брюки, джинсовую рубашку и куртку. Куртка его заинтересовала, и Русинов стиснул зубы — нефритовая обезьянка и кристалл!..
— Русинов, Александр Алексеевич? — спросил он, подавая ему брюки и рубашку, но не выпуская куртки. — Вы арестованы. Вот ордер!
Он прекрасно знал, что Русинов — не сумасшедший, не агрессивный маньяк и не окажет сопротивления, а потому пришёл один, и пистолет в кобуре оттопыривался у него под застёгнутым на все пуговицы тесноватым кителем…
Варберг приехал весёлый, деятельный, без тени прошлого испуга, и с ним вместе ожило всё население шведского особняка. На десять часов утра было назначено совещание с присутствием Ивана Сергеевича; всё развивалось бы в духе оздоровления и бодрости, если б сержант на посту за забором не доложил, что ночью неподалёку от его будки откуда-то взялся автомобиль — белая «Волга» последней модели с ключами в замке зажигания.
Вся охрана немедленно высыпала на улицу, а к Ивану Сергеевичу в номер ворвался швед-переводчик и сообщил, что нужно немедленно эвакуироваться из здания: опасались, что в «Волге» находится заряд огромной мощности.
— Там нет никакого заряда, — храня спокойствие, сказал ему Иван Сергеевич. — Это моя машина.
Не торопясь он спустился вниз, миновал двор и подошёл к машине. Шведская охрана пряталась за углом забора, двое из них пытались перекрыть улицу, и только постовой сержант, проявляя настоящее геройство, оставался на своём посту, и белое его лицо поблёскивало за стеклом будки, как глазированный пряник.
Сапёров уже вызвали…
Иван Сергеевич открыл дверцу, сел за руль и запустил двигатель. Документы оказались в шкафу для перчаток, и судя по печатям, по километражу на спидометре, «Волгу» пригнали из Перми. Иван Сергеевич сделал круг по близлежащим улицам, и когда возвращался к особняку, ворота во двор были уже распахнуты. Он въехал и остановился в сторонке от шведских автомобилей и только здесь, на заднем сиденье, затянутом в заводской целлофан, заметил три уже завядших ромашки…
К автомобилю между тем подбежал сам Варберг:
— Господин Афанасьев! Вы могли бы не хлопотать, мы предоставим в ваше распоряжение любую машину!
— Я не надеюсь на вашу охрану, — заявил Иван Сергеевич. — Да и привык пользоваться в этом смысле услугами своих людей.
— О да! Мне доложили о вчерашнем инциденте! Телохранитель в нашей фирме больше не служит.
«Бедный! — пожалел Иван Сергеевич. — Ни за что пострадал парень…» Он забрал ромашки с сиденья и поставил их в своём номере в вазу с водой. Когда Августа доставила завтрак, она мгновенно оценила решение Ивана Сергеевича, заботливо потрогала опущенные вниз головки цветов и принесла небольшую упаковку каких-то таблеток, одну бросила в вазу. Когда она исчезла из номера, Иван Сергеевич полюбопытствовал, что это за лекарство. Не очень-то зная английский, он кое-как прочёл: средство для продлевания жизни цветов…
На утреннем совещании Варберг сообщил, что получено дополнительное финансирование фирмы в связи со сложной обстановкой в России и часть средств в виде гуманитарной помощи будет направлена для поддержания жизни местного населения в регионе, для чего в городе Красновишерске и районных центрах будут организованы пункты бесплатного питания для малоимущих, а также раздачи носильных вещей. Иван Сергеевич про себя чертыхнулся, однако поблагодарил за заботу о соотечественниках. Из разговора он понял, что молчаливый швед успел побывать в Стокгольме и Риме, а Варберг заявил, что шведская сторона готова обсудить и принять любой перспективный план развития и деятельности «Валькирии», предложенный Иваном Сергеевичем, и требуется лишь его согласие возглавить фирму.