Миссис Кобб села возле своей рабочей корзинки, а дядя Джерри снял с гвоздя холщовый мешок с обрывками сетей и приступил к своему любимому вечернему развлечению - расплетанию узлов.
Вскоре перед Ребеккой лежали написанные ее аккуратным круглым почерком строки, в которые она внесла некоторые исправления, представившиеся необходимыми по зрелом размышлении.
ДВА ЖЕЛАНИЯ
(стихотворение Ребекки Рэндл)
Стояли вместе над рекой
(То было в штате Мэн)
Ребекка - с черною косой,
Со светлой - Эмма-Джейн.
И Эмма-Джейн сказала вдруг:
"О, как хотела б я,
Чтоб тихой, ясною, как пруд,
Была вся жизнь моя".
"Мне водопада шум милей!
Удел пусть будет мой -
Нестись стремительно с высот
Иль бурной бить струёй!"
(Сказала это та из них,
Чьи волосы черны.
Не сестры эти девы,
Заметить мы должны.)
Но ах, увы! Не знаем мы,
Что нам судьба пошлет:
Быть может, бури - Эмме-Джейн,
А мне - наоборот.
Она прочитала стихотворение вслух, и Коббы нашли, что это не только исключительно красивое, но и совершенно необыкновенное произведение.
- Я думаю, что если бы тот писатель, который живет на Конгресс-стрит в Портленде, мог услышать твои стихи, он был бы изумлен, - сказала миссис Кобб. - Если меня спросят, я скажу, что твое стихотворение ничуть не хуже, чем это его "Не говори мне в скорбных числах", и гораздо понятнее.
- Я никогда не мог сообразить, что это за "скорбные числа", - заметил мистер Кобб критически.
- Значит, вы никогда не изучали дроби! - мгновенно догадалась Ребекка. - Послушайте, дядя Джерри и тетя Сара, может быть, вы напишете еще одно четверостишие, заключительное - такое, чтобы в нем были "мысли" - как это обычно бывает у поэтов.
- Если ты можешь выдавливать из себя стихи, просто поворачивая какую-то ручку, ну, тогда я скажу - чем больше, тем лучше; но едва ли тут можно приделать конец красивее этого, - заметил мистер Кобб.
- Нет, конец ужасный! - недовольно проворчала Ребекка. - Нельзя было вставлять "мне". Я просто пишу стихи, и никто не знает, что это я стояла у реки. Здесь должно быть написано "Ребекка" или "та, чьи волосы черны". И это "наоборот" просто отвратительно. Иногда я говорю себе, что никогда больше не буду писать стихи: так трудно сделать, чтобы все вышло правильно; но в другое время они получаются у меня сами собой. Может быть, так будет лучше:
Но ах, увы! Не знаем мы,
Что нам судьба пошлет,
И может дать она покой
Тому, кто бури ждет.
Не знаю, хуже так или лучше. Теперь возьмемся за заключительный стих!
Через несколько минут поэтесса подняла глаза, сияющая и торжествующая.
- Оказалось - легче легкого! Вот, послушайте! - И она прочитала медленно, приятным, проникновенным голосом:
Но что б ни ждало в жизни нас,
Уверенные в том,
Что воля Бога такова,
Мы счастие найдем.
Мистер и миссис Кобб молча обменялись восхищенными взглядами; дяде Джерри даже пришлось отвернуться к окну, чтобы украдкой вытереть глаза мешком с бечевками.
- Да как тебе это удается? - воскликнула миссис Кобб.
- О, это легко, - ответила Ребекка, - все псалмы, которые поют на молитвенных собраниях, очень похожи на эти стихи. В Уэйрхеме есть школьная газета, которую печатают раз в месяц в учительской семинарии. Дик Картер говорит, что редактор там, разумеется, всегда мальчик, но он разрешает и девочкам попробовать что-нибудь написать, а потом выбирает лучшее. Дик думает, что кое-что из моих стихов могут в ней напечатать.
- Кое-что! - воскликнул дядя Джерри. - Я ни капельки не удивился бы, если бы ты написала всю газету целиком, а что до этого мальчишки-редактора, так, бьюсь об заклад, ты могла бы взять над ним верх в сочинительстве одной левой.
- Нельзя ли нам получить копию этого стихотворения, чтобы хранить ее в семейной Библии? - почтительно спросила миссис Кобб.
- О, конечно! - воскликнула Ребекка. - Я сделаю для вас чистую, хорошую копию фиолетовыми чернилами и тонким пером... Но я должна пойти и взглянуть на мое бедное платье.
Старики последовали за Ребеккой. Платье совершенно высохло, и ему действительно немного помогли усилия тети Сары, но ткань, там, где ее усердно терли, полиняла, узор расплылся, а кое-где виднелись грязные потеки. В качестве последнего средства прибегли к тщательному глажению горячим утюгом, и наконец Ребекку убедили облачиться в платье, чтобы можно было посмотреть, очень ли заметны пятна, когда оно облегает фигуру. Они были заметны и весьма бескомпромиссно бросались в самые подслеповатые глаза. Ребекка окинула платье одним испытующим взглядом и, взяв свою шляпу с гвоздя, сказала:
- Пожалуй, я пойду. Если я должна получить нагоняй, я хочу получить его поскорее и покончить с этим делом.
- Бедная, несчастная невезучая крошка! - вздохнул дядя Джерри, следя глазами за тоненькой фигуркой, спускающейся с холма. - Я хотел бы, чтобы она все-таки немного обращала внимание на то, что у нее под ногами. Но, клянусь, если бы она была наша, я позволил бы ей собрать краску со всего дома, прежде чем решился бы ее отругать. Вот стихи, которые она оставила. Прочитай их еще раз вслух, мать. Боже! - продолжил он со сдавленным смешком, зажигая свою трубку. - Так и вижу этого мальчишку-редактора, как он удирает в кусты и последний раз хлопает на ветру хвост его рубахи, а Ребекка в это время усаживается поудобнее в его вращающемся кресле! Для меня загадка, что это за работа - редактирование. Но она, Ребекка, разберется. И редактировать будет на славу!
Уверенные в том,
Что воля Бога такова,
Мы счастие найдем.
Боже, мать! Как верно схвачено, прямо Евангелие. Как она до этого додумалась?
- Она не могла додуматься до этого сама в ее годы, - сказала миссис Кобб. - Она, должно быть, просто угадала, что это так. Есть вещи, Джеримайя, которые мы знаем, хоть никто нам о них не говорил.
Ребекка выслушала выговор (которого вполне заслуживала), как солдат. Гневных слов прозвучало множество, и среди прочего мисс Миранда заметила, что такой рассеянный ребенок непременно вырастет слюнявым идиотом. Ребекке не было разрешено пойти на день рождения к Элис Робинсон, и она была обречена на то, чтобы ходить в своем платье, как оно было, со всеми пятнами и потеками, пока окончательно его не износит. (Шесть месяцев спустя тетя Джейн смягчила это наказание, сшив присборенный канифасовый передничек, искусно выкроенный так, чтобы закрыть все пятна.)