- Иногда приходится расстаться и со своими собственными, - печально заметила миссис Кобб. И хотя на лице ее были горестные морщинки, она не возмущалась и не роптала, когда сложила детскую кроватку, чтобы во второй раз сослать ее на чердак. - Теперь мне еще больше будет не хватать моей Сары-Эллен. Но все же, Ребекка, мы не должны жаловаться. Господь Дал, Господь взял, да будет благословенно имя Его.

Рассказ второй "Дочери Сиона" I

Эбайджа Флэг ехал в Уэйрхем по поручению старого судьи Вина, на которого работал не первый год, помогая по хозяйству в доме и на ферме.

Мимо дома Эммы-Джейн Перкинс он проехал, как всегда, медленно. Она была маленькой тринадцатилетней девочкой, а он мальчиком лет пятнадцати-шестнадцати, но почему-то, без какой-либо особой причины, ему нравилось смотреть, как блестят на солнце ее толстые каштановые косы. Он восхищался ее светло-голубыми глазами и приветливым, дружелюбным выражением лица. Эбайджа был совсем один на свете и часто думал, что, будь у него возможность выбирать, он предпочел бы такую сестру, как Эмма-Джейн Перкинс, всему, что может даровать Провидение. Впрочем, когда спустя несколько лет она сама предложила ему такого рода отношения, он с пренебрежением отверг это предложение, успев за прошедшее время изменить свои намерения по отношению к ней, - но та история относится к другому времени и месту.

Эммы-Джейн не было видно ни в саду, ни на лугу, ни у окна, и Эбайджа перевел взгляд на большой кирпичный дом, стоявший на другой стороне тихой сельской улочки. Тот выглядел так, точно его закрыли по случаю чьих-то похорон. Ни мисс Миранда, ни мисс Джейн не сидели с привычным вязаньем каждая у своего окна; нигде не было видно и смуглого лица Ребекки, хотя обычно эту неуловимую маленькую особу можно было видеть, слышать или чувствовать, где бы она ни находилась.

"Ну, должно быть, весь поселок захворал и слег в постель", - размышлял Эбайджа, приближаясь к желтому домику Робинсонов, где все ставни были закрыты и ни признака жизни не было заметно на крыльце или под навесом сарая. "Нет, не весь", - снова подумал он, когда его лошадь медленно спустилась с холма: со стороны скотного двора Робинсонов лились пламенные сентенции, положенные на музыку "Антиоха". Слова мог без труда разобрать любой паренек, воспитанный в традиционной строгой вере:

О дочь Си-о-на, под-ни-ми из пра-ха твой ве-нец!

Даже самый религиозный юноша лучше знает первые строки гимнов, чем последующие, но Эбайджа натянул вожжи и ждал, пока ему не удалось разобрать еще один знакомый стих, начинавшийся так:

Вновь стены выстрой ты свои

И созови сынов.

"Это Ребекка ведет мелодию, и я, кажется, различаю альт Эммы-Джейн ".

Ска-жи: от - дай ты, Се - вер, их

И ты, Юг, из о-ков и ты, Юг, из о-ков и т.д.

"Ну и ну! Как у них ловко выходит "вверх-вниз" в этом отрывке, который они разучили на уроках пения! Интересно, что это им вздумалось распевать гимны на сеновале? Опять какая-нибудь затея Ребекки, ручаюсь! Трогай, Алек!"

Алек продолжал спокойной ровной рысцой подниматься на холмы уже на другом, эджвудском, берегу реки, пока наконец не приблизился к зеленому общинному лугу, где на холме Тори-Хилл стоял молитвенный дом; его белые стены и зеленые ставни, освещенные послеполуденным солнцем, были хорошо видны издали и радовали глаз. Обе двери были открыты, и, когда Эбайджа повернул на уэйрхемскую дорогу, церковный мелодион заиграл начальные такты миссионерского гимна, и тут же десятка два голосов запели - с хоров на пыльную дорогу понеслась старая добрая песнь:

Можем ли мы, в чьи души

Господь пролил свой свет,

Можем ли мы заблудших

Во тьме оставить? Нет!

"Ого! - воскликнул про себя Эбайджа. - Да и здесь тем же заняты! Теперь все ясно. В церкви миссионерское собрание, а девочек на него не пустили, так что они решили устроить свое собственное, и ручаюсь, что из этих двух собраний то, которое на сеновале, веселее".

Проницательный янки Эбайджа Флэг был недалек от истины, хоть и не располагал всеми фактами.

Те, кто уже слышал о жизни Ребекки в Риверборо, припомнят, что достопочтенный мистер Берч и его супруга, миссионеры, возвратившиеся с Ближнего Востока вместе с двумя из своих детей, "рожденных под небом Сирии", как родители сообщали всем интересующимся, день или два гостили в кирпичном доме и провели неформальные встречи с прихожанами, демонстрируя им сирийские национальные костюмы. Эти гости, явившись в маленький поселок штата Мэн прямо из дальних стран, принесли с собой несказанное очарование чего-то необычного, заворожив всех детей, и особенно Ребекку, чье воображение всегда легко воспламенялось. Романтика воспоминаний об этом визите вечно жила в ее сердце, и среди множества жизненных путей, манивших и ослеплявших своим блеском ее юный ум, был и этот - обращение в истинную веру тех из сирийских язычников, которые, после того как Берчи перестанут трудиться ради них, еще будут, возможно, продолжать поклоняться своим идолам. Она думала, что к восемнадцати годам могла бы оказаться вполне подготовленной к осуществлению штурма какой-нибудь небольшой цитадели магометанства, и миссис Берч поощряла ее в этих намерениях не потому, что Ребекка отличалась какой-либо сверхдобродетельностью или избытком христианской веры, но потому, что, с ее даром речи, тактом, отзывчивостью, способностями к музыке, она, казалось, была создана для подобного рода деятельности.

Случилось так, что очередное ежеквартальное собрание местного отделения Миссионерского общества штата Мэн было назначено как раз на то время, когда мисс Джейн Сойер только что получила письмо от миссис Берч, в котором та советовала Ребекке сформировать в Риверборо детское отделение этого общества. В действительности идея миссис Берч заключалась в том, что юному поколению следует копить свои центы и направлять умеренный поток финансовой поддержки в родительский фонд, приучаясь таким образом помогать, будь то дома или в чужих краях, делу распространения христианства.

Сами девочки, однако, истолковали ее письмо как призыв к далеко не такому скромному участию в обращении мира в истинную веру. Желая оформить создание своей организации без проволочек, они выбрали день, когда все дома в поселке были пусты, и воспользовались сеновалом Робинсонов в качестве места для проведения собрания.