— Знаю, — ответил я. — Это была память, она мирно спала там, наверху, и не надо было ее будить.
— Я не понимаю, о чем ты, но тебя это, кажется, всерьез расстроило. Если хочешь рассказать, мы можем пройтись немного, вдвоем, только ты и я. С тех пор как мы пришли на этот пляж, у меня такое чувство, будто я тебя потеряла, ты где-то далеко.
Я поцеловал Софи и извинился. Мы пошли вдоль моря, одни, рука об руку, и шли так, пока нас не нагнал Люк.
Мы увидели его издалека, он махал нам, крича что есть мочи, чтобы мы его подождали.
Люк — мой лучший друг; в то утро я в очередной раз в этом убедился.
Он подошел к нам, держа руки за спиной.
— Помнишь, как ты навернулся с велосипеда? — спросил он меня. — Ладно, освежу тебе память, неблагодарный ты человек. Твоя мама купила тебе желтый велосипед. Мы с тобой — ты на нем и я на своем старом — поехали кататься на косогор за кладбищем. Когда мы проезжали мимо ограды, уж не знаю, что ты вздумал, может, хотел посмотреть, не гонится ли за нами призрак, в общем, ты обернулся — и угодил в выбоину. Перекувырнулся, как заправский циркач, и растянулся во весь рост.
— К чему ты все это рассказываешь?
— Помолчи, узнаешь. Переднее колесо погнулось, и это расстроило тебя еще больше, чем разбитые коленки. Ты твердил, что мама тебя убьет. Твоему велосипеду, мол, нет и трех дней, если ты придешь с ним домой в таком виде, она тебе этого никогда не простит. Она брала сверхурочные часы, чтобы купить его тебе. В общем, это была катастрофа.
Я вспомнил тот день. Люк тогда достал из притороченной к седлу сумочки с инструментами гаечный ключ — и поменял колеса. Колесо от его велосипеда подошло к моему. Поставив его, он сказал, что мама ничего не заметит. Отец починил Люку велосипед, и через день мы снова обменялись колесами. Мама и правда ничего не заметила.
— Ну наконец-то вспомнил! Ладно, только предупреждаю, это в последний раз, пора тебе уже вырасти!
И Люк показал то, что держал спрятанным за спиной: он протянул мне новенького воздушного змея.
— Это все, что я нашел в пляжном магазинчике, и тебе еще повезло, продавец сказал, что он у него последний, они давно уже ими не торгуют. Это сова, не орел, но нечего привередничать, тоже ведь птица, к тому же летает по ночам. Теперь ты доволен?
Софи собрала змея, протянула мне шпагат и сделала знак запускать. Я чувствовал себя немного смешным, но, когда Люк, скрестив на груди руки, притопнул ногой, понял, что меня подвергают испытанию. Я побежал, и воздушный змей взмыл в небо.
Он летал отлично. Воздушный змей — это как велосипед: не разучишься, даже если не прикасался к нему долгие годы.
Каждый раз, когда сова выписывала змейку или восьмерку, Софи хлопала в ладоши, и каждый раз я чувствовал себя немного обманщиком.
Люк присвистнул сквозь зубы и показал мне на дамбу. Все наши пятнадцать пансионеров сидели на каменном парапете и любовались воздушными пируэтами совы.
Мы вернулись в гостиницу вместе с ними, близился час отъезда. Воспользовавшись тем, что Люк и Софи поднялись сложить вещи, я расплатился по счету, добавив немного на пополнение запасов опустошенной утром кухни.
Хозяйка приняла деньги не моргнув глазом и спросила меня, понизив голос, не могу ли я добыть для нее рецепт оладий. Она просила его у Люка, но безуспешно. Я обещал, что попытаюсь выведать у него эту страшную тайну и пришлю ей рецепт по почте.
Тут ко мне подошел старик, что сидел так прямо за завтраком, тот самый, в котором Люк увидел воплощение Маркеса в преклонных годах.
— У тебя здорово получалось на пляже, мой мальчик, — сказал он.
Я поблагодарил его за комплимент.
— Я знаю, о чем говорю, воздушных змеев я продавал всю жизнь. Был у меня когда-то магазинчик на пляже. Что ты на меня так смотришь, как будто увидел призрак?
— Если я вам скажу, что когда-то давно вы подарили мне змея, вы поверите?
— Кажется, твоей подруге нужна помощь, — ответил старик, показывая на лестницу.
Софи спускалась по ступенькам с двумя сумками, своей и моей. Я взял их у нее из рук и понес в багажник машины. Люк сел за руль, Софи рядом.
— Поехали? — бросила она мне.
— Подождите меня минутку, я сейчас вернусь.
Я бросился назад. Старик уже сидел в своем кресле в гостиной перед телевизором.
— Немая девочка… вы ее помните?
Трижды просигналил гудок машины.
— Мне кажется, твои друзья торопятся. Приезжайте к нам еще как-нибудь, мы будем вам рады, особенно твоему другу: его оладьи — просто объедение.
Машина снова протяжно загудела, и я скрепя сердце ушел, во второй раз пообещав себе однажды вернуться в этот маленький курортный городок.
* * *
Софи мурлыкала мелодии, Люк подхватывал их и распевал во все горло. Двадцать раз он с обидой требовал, чтобы я присоединился к ним, двадцать раз Софи просила его оставить меня в покое. Через четыре часа пути Люк встревожился: стрелка уровня бензина резко пошла влево.
— Одно из двух, — озабоченно сообщил он, — или указатель сдох, или скоро нам придется толкать машину.
Еще через двадцать километров мотор зачихал и заглох всего в нескольких метрах от бензоколонки. Люк вышел и, похлопав по капоту, похвалил машину за доблесть.
Я залил полный бак. Пока Люк ходил купить воды и печенья, Софи подошла и обняла меня за талию.
— Сексуально смотришься с насосом, — усмехнулась она и, чмокнув меня в затылок, пошла за Люком в магазин. — Кофе хочешь? — спросила она, обернувшись. И, прежде чем я успел ответить, с улыбкой добавила: — Если решишь сказать мне, что не так, я все время здесь, рядом, хоть ты этого и не замечаешь.
Вскоре мы въехали в полосу дождя. Старенькие дворники едва справлялись, надоедливо скрежеща по стеклу. В город мы вернулись затемно. Софи крепко спала, и Люк не хотел ее будить.
— Что будем делать? — шепнул он.
— Не знаю; давай припаркуемся и подождем, когда она проснется.
— Не говорите глупостей, лучше отвезите меня домой, — пробормотала Софи, не открывая глаз.
Но Люк решил иначе и поехал к нашему дому. Нельзя, заявил он, поддаваться унынию воскресного вечера, а в дождь и вовсе надо удвоить бдительность. Мы втроем сумеем противостоять пессимизму конца уикэнда. Он обещал приготовить макароны, каких мы в жизни не едали.
Софи села и потерла глаза.
— Ладно, согласна на макароны, а потом отвезете меня домой.
Мы поужинали, сидя по-турецки на ковре. Люк уснул на моей кровати, а мы с Софи провели ночь у нее.
Когда я проснулся, она уже ушла. В кухне я нашел записку, подложенную под стакан на накрытом к завтраку столе.