Следователь прождал часа три, невероятно удивляясь тому, что безутешного вдовца невозможно застать дома, и уехал, попросив передать князю Рахманову вызов в Окружной суд.

Феликс, вернувшийся поздно и изрядно подшофе, остался доволен, что беседа с представителем власти отложилась еще хотя бы на сутки.

– Ты мог бы хоть сегодня не пить, – укоризненно заметил Колычев.

– Да брось, Митя, я так, немного, на помин души убиенной рабы Божией Веры. Ты не знаешь, как мне сейчас горько!

– Почему же не знаю, мне тоже доводилось терять любимых...

– Ладно, давай сейчас не будем спорить, чья боль больнее. А мои дела, кстати, устроились как нельзя лучше. Заплатин подтвердит, что я провел всю ночь у него в гостях.

– То есть как?

– Да вот так! И Алексей и все его гости скажут, если потребуется, что я был с ними, веселился до рассвета, а потом устроился в доме Заплатина поспать. Алешка клятвенно мне это обещал! Это – алиби! Теперь я могу спокойно предаваться горю, не думая, что меня ко всему прочему еще и затаскают по судам.

– Господи, Феликс! Ты просто сошел с ума! Если ты ни в чем не виноват, лучше всегда говорить правду.

– Всегда говорить правду – очень мило для маленького мальчика, который без спросу взял у маменьки из кладовки банку варенья. А если речь идет об убийстве... Ты, Митя, не хуже меня знаешь, как много невиновных людей у нас попадает под суд и потом на каторгу. И даже прямых улик никто из присяжных не требует, вполне довольствуются косвенными, ловко подобранными следователем, а также красноречием прокурора...

– Но этот Заплатин – весьма скользкий тип, он давно уже балансирует где-то за гранью закона. Ты не думаешь, что его слову не будет веры?

– Думаю или не думаю, особого выбора у меня нет – ты же у нас не привык лгать. К тому же, кроме Алексея мое алиби подтвердят еще человек десять его гостей.

– А если кто-нибудь из этой толпы случайных, вовсе не знакомых тебе людей проговорится на допросе? Или будет вести себя настолько глупо, что возбудит подозрения следователя? Да и Заплатин может использовать тебя в какой-то своей игре.

– В какой еще игре? Ну да, это он с компанией своих гостей напал на поезд в ста верстах от нашей станции, прикончил мою жену, а теперь предоставил мне ложное алиби, чтобы покрепче запутать в своей паутине. Тебе самому не кажется, что такие предположения абсурдны? Он, конечно, не ангел, но и не воплощение зла. И вообще, Митя, прекрати ко мне цепляться – сколько можно? Ты меня старше всего на один год, но как начнешь мусолить: «А зачем?», «А почему?», «А если да кабы?», кажется, что годишься мне в деды. От тебя веет унылой житейской мудростью, как от столетнего старца...

– Ваше сиятельство, ее сиятельство госпожа княгиня просит вас к себе, – доложил вошедший в комнату лакей.

– Ну вот, мало мне тебя, брат Колычев, сейчас еще милая матушка стружку с меня снимать начнет!

– Будь осторожен, у княгини был сегодня сердечный приступ, – напомнил Колычев.

– Ах, когда маман нужно чего-нибудь от меня добиться, у нее всякий раз случается сердечный приступ. Верное средство. Я уже привык к этому ей-богу.

Глава 8

На следующее утро Феликс с матерью сидели каждый в своей комнате и, похоже, рыдали. Во всяком случае, из-за двери княгини слышался время от времени громкий плач.

Феликс спустился в столовую только в двенадцатом часу, выпил кофе и попросил Колычева проводить его в губернский Окружной суд к следователю.

Дмитрий, сильно тревожившийся за приятеля, начавшего, по его мнению, делать сплошные глупости, конечно же, согласился.

До губернского города нужно было добираться либо часа два морем, либо часов пять, если не шесть, поездом – железная дорога делала большую петлю, станций было множество, да к тому же тоннели в горах пробиты только под одну колею и поезда подолгу стояли на горных отрезках, пропуская встречные составы.

Поскольку путешествие поездом обещало так много минусов, решено было отправиться пароходом – ко всем прочим плюсам, с моря все-таки дул свежий, прохладный ветер и путь от дома до причала был много короче, чем до железной дороги.

Колычев и Рахманов уселись в экипаж (княгиня на этот раз не только не кричала им вслед никаких слов, но даже не вышла из своей комнаты попрощаться) и отправились в город на пристань, откуда уходил пароход «Державин».

Когда они подъехали к причалу, старенький пароход с двумя колесами и двумя черными трубами уже стоял под погрузкой. Пассажиры давно поднялись на борт, но грузчики по-прежнему таскали бесконечные ящики с помидорами и баклажанами и обернутые дерюгой ивовые корзины с виноградом.

В первом классе, куда направились князь и Колычев, было почти пусто и роскошные каюты с бархатными диванами стояли запертыми. Только в одной из них расположился некий господин с могучими бакенбардами. Стюард предложил новым пассажирам открыть любую каюту на выбор и, кланяясь, поинтересовался – не желают ли господа прохладительного?

Феликс прилег на диванчик в каюте, а Дмитрий отправился прогуляться по пароходу.

Во втором классе народу было намного больше – билет во второй класс стоил не три рубля, как в первый, а рубль двадцать копеек (что тоже, по мнению многих пассажиров, кусалось), но экономным местным помещикам и чиновникам путешествовать в третьем классе казалось все-таки совершенно унизительным, и они раскошеливались на второй.

Пассажиры второго класса, одетые в форменные чиновничьи кители и фуражки или в светлые чесучовые пиджаки и белоснежные картузики, не дожидаясь отплытия, разложили на холстинках брынзу, помидоры, плетеные туески с копченой скумбрией, достали зеленоватые бутыли с домашним вином и с удовольствием закусывали. Кое-кто успел и партию в картишки составить.

Пассажиры третьего класса и «палубные» (имевшие только входной билет на нижнюю носовую палубу возле трюма) сгрудились у одного борта и отчаянно махали платками и шляпами провожавшим. С причала им отвечали с такой горячностью, словно маленький «Державин» собрался не в губернский город, а куда-нибудь в кругосветное путешествие через два океана.

Но вот матросы убрали сходни, пароходик дернулся, капитан с мостика прокричал все положенные команды: «Малый ход!», «Самый малый!», «Средний ход!», «Полный ход!», из закопченных труб повалили клубы дыма, грязный причал отступал все дальше, открывая панораму раскиданного у берега городка, и вода за бортом становилась все более глубокой и чистой, отливая темной зеленью...

Нижние пассажиры отошли, наконец, от борта и тоже уселись закусывать среди своих мешков и корзин... Колычев вернулся на верхнюю палубу – теперь, когда суматоха спала, можно было спокойно поговорить с Феликсом, обсудить то, о чем он будет говорить на допросе у следователя.

Феликс сладко спал в своей каюте. В ответ на все попытки Дмитрия разбудить его он лишь мычал и поворачивался на другой бок. Колычев снова вышел на палубу.