– Анастасия Павловна, вы любите читать? Мои книжные шкафы в вашем распоряжении, а если вы вдруг не найдете в них ничего для себя интересного, можно послать Евдокию с запиской в книжную лавку. На Арбате есть несколько хороших книжных магазинов, там можно найти практически все что угодно. Я вам порекомендую магазин Папышева в доме Нейгардта, там встречаются такие раритеты...
– Спасибо, Дмитрий Степанович. Я уже позволила себе взять из вашего шкафа пару книг без спросу. Чтение – это, без сомнения, замечательное дело, но именно чтение, как ничто другое, напоминает мне о каторжной тюрьме. Мне никогда прежде не доводилось так много читать, как в тюремной камере, – там тоже иных занятий не было...
Дмитрий поперхнулся глотком кофе, прокашлялся и замолчал.
– Слыхал, чего Анастасия Павловна про чтение-то говорила? – спросила мужа на кухне Дуся, убиравшая посуду после завтрака.
– Чего? – рассеянно переспросил Василий, чистивший щеткой хозяйский сюртук к выходу.
– Чтение, говорит, о каторжной тюрьме напоминает. Никогда, дескать, прежде так много, как на каторге, не читала, там иных занятий не было...
– Не шута себе, каторжные тюрьмы у нас – все одно, что читальня, – поразился Василий. – То-то бомбисты тюрем этих нисколько не боятся! Метнут бомбу, взорвут кого ни то к чертовой матери – и на каторгу, книжки читать для отдыха... Эх, матушка Россия! И куда катимся?
– Ладно, куда катимся, туда еще не докатились, – перебила мужа Дуся. – Ты Дмитрию-то Степановичу скажи, что нужно на рынке пару мешков антоновских яблок взять. И на зиму заложить, и варенье еще не наварено... Да я бы и моченой антоновки бочонок поставила, Дмитрий Степанович сам моченые яблоки очень даже уважает. А у торговок брать – так ведь не у каждой возьмешь! Что она там в рассол намешает? У иной и побрезгуешь соленья-то покупать...
С утра «Картуз» снова маячил в Третьем Зачатьевском у дома Колычева, но Дмитрий на этот раз не обратил на него никакого внимания. Крепко сбитая фигура «Картуза» уже превратилась в привычный элемент окружающего пейзажа, а скрывать от кого бы то ни было тот факт, что адвокат с утра направляется в собственную контору, было бы глупо.
Володя, как всегда, сидел в приемной со стаканом крепкого чая в руке и в ожидании распоряжений начальства кокетничал с секретарем Леночкой.
– Дмитрий Степанович, мое почтение, – вскочил он с места, увидев босса. – Погода с утра мерзкая, сижу вот, чайком согреваюсь. Ну, а как вам мой вчерашний отчет по купцу Покотилову?
Лезть к начальству с подобными вопросами, напрашиваясь на похвалу, было вопиющим нарушением служебной субординации и делового этикета, но демократично настроенный Колычев всегда смотрел сквозь пальцы на вольности своего недостаточно вышколенного персонала. Однако желанной похвалы Володя так и не дождался.
– По поводу отчета, Володя, у меня есть замечание. Пройдем ко мне в кабинет, поговорим, – пригласил Колычев помощника и попросил секретаршу: «Леночка, мне, пожалуйста, тоже стакан чаю принесите. Погода и вправду мерзкая».
– Итак, Володя, вот твой отчет, – сказал Дмитрий, усаживаясь за столом и доставая из портфеля бумаги. – В чем я вижу недоработку? Вот ты пишешь – Ксенофонт Покотилов, унаследовав имущество брата, продал головную фабрику конкурентам Никиты...
– Продал, Дмитрий Степанович, сразу же продал и хорошо на этом нажился. Весь Купеческий клуб только об этом и жужжит.
– А кто именно купил у него фабрику? Почему ты не указал имя покупателей?
– Так оно вроде бы... К делу отношения не имеет. Вам ведь нужно было узнать о денежном интересе Ксенофонта в убийстве брата, разве нет? Так теперь ясно, что денежный интерес у него был и немалый. А эти покупатели – люди посторонние.
– Володя, ну что за подход к делу? Велели тебе узнать об интересах Ксенофонта, так только об этом ты и узнаешь, от сих до сих, и ни полшажочка в сторону. Никогда нельзя знать заранее, какой факт, даже самый мельчайший фактик, сыграет решающую роль в деле. Твоя задача – собрать по возможности полную информацию, а уж что важно, а что нет – время покажет. Так что, братец, изволь-ка узнать, кому Ксенофонт так выгодно фабрику, основанную Никитой, пристроил.
– Как вам будет угодно, – обиженно буркнул Володя. – Раз велите узнать, значит, узнаю. Да только факт этот к делу посторонний, с боку припека, вам все равно не понадобится. Помяните мое слово. А я буду полдня под холодным дождем мотаться. Что ж, не привыкать, мы люди не балованные. Накину пальтецо да и пойду, долго ли...
К обеду дождь припустил настолько сильно, что Колычев, собиравшийся сходить куда-нибудь в ресторан перекусить, передумал.
«Выпью еще чаю да перетерплю с обедом до вечера, – решил он. – Будет повод уйти домой пораньше. Пообедаю вместе с Анастасией Павловной. Она, бедная, и вправду как в клетке, и поговорить ей не с кем, так хоть за едой компанию ей составлю».
Он только-только собрался попросить у Леночки стакан чаю с сухариками, как она сама заглянула в дверь его кабинета.
– Дмитрий Степанович, вас просят к телефонному аппарату. Телефонируют из Сыскного. Вы сможете подойти?
В трубке Колычев услышал голос Антипова.
– Дмитрий! У меня есть новости. Никуда не уходи из конторы, жди меня, я скоро буду.
– Ну, Дмитрий, не зря ты заставил меня обратиться к экспертам, – закричал Павел, ворвавшись минут через двадцать в кабинет Колычева. – Ксенофонт самолично письма от мнимого любовника написал и Анастасии Павловне подбросил.
– Неужели ты уже получил заключение графолога? – удивился Колычев.
– А ты думал, неделю ждать буду? – хмыкнул Павел. – Я, когда для дела нужно, умею кого хочешь за горло взять и работать заставить. Вот, графолог мне тут бумагу дал, расписал все по пунктам: идентично то, идентично се, написание того-этого совпадает... Короче говоря, рука Ксенофонта видна, хоть он и попытался почерк изменить... Как чувствовал я тогда, что этот жук крутит, никогда не прощу себе, что сразу его не прижал по горячим следам!
– Неужели он все-таки убил родного брата и подвел под суд невестку, чтобы завладеть их состоянием? – спросил Колычев.
– А что тебя так удивляет? Это дело очень обыкновенное. Ты сам судебным следователем служил, должен знать, что с людьми порой алчность делает. А Покотилова, голубчика, я теперь прижму! Поедем к нему, сунем в нос результ графологической экспертизы и заставим признаться в убийстве брата.
– И что? Ты собираешься сам его арестовать? – осторожно спросил Колычев.
– Ну не совсем сам, с твоей помощью. Полицейский наряд на всякий случай брать пока не будем, чтоб лишней огласки не было. Я, как сыскной агент, имею право в непредвиденных обстоятельствах самолично принять решение об аресте.
– Павел, я юрист и обязан тебя предупредить – если Ксенофонт не пожелает ни в чем сознаваться, то доказательств совершения убийства именно этим господином у нас нет. Фальшивое письмо от любовника, подброшенное в секретер невестки, легко объяснить желанием подшутить над ней, что, собственно, уголовно не наказуемо.