Прошлое иногда — прекрасное место для обитания.
Агата Кристи
Прерванный сон. — Существенный недостаток очередного чуда техники. — Пансион «Доброе дело» для трудящихся женщин. — Как следует поступать юным, не знающим жизни девушкам… — Сдобные булочки как средство активизации мыслительных способностей. — Излишняя щепетильность может дорого обойтись.
Ночную тишину разорвал препротивный звук, внезапно и безжалостно вторгшийся в мои сновидения. Мне понадобилось еще какое-то время, чтобы окончательно проснуться, осознать, что именно меня беспокоит (о, да — это телефонный звонок, смутное ощущение из полусна превращалось в отвратительную реальность!), и стряхнуть с себя призрачную надежду, что к аппарату подойдет кто-нибудь другой…
Увы, никто не торопился — мой дражайший муж спал крепким, совершенно беспробудным сном, и боюсь, даже баррикадные бои под нашим окном не разбудили бы его сами по себе, без моего активного вмешательства. Горничная и кухарка, находившиеся в дальней комнате для прислуги, тоже не подавали никаких признаков жизни… Что ж, как всегда придется брать все самое трудное и неприятное на себя.
Будучи уже окончательно вырванной из безмятежного сна, я не спеша встала с постели, мечтая, что противные звуки вот-вот стихнут и можно будет снова свернуться калачиком под одеялом, пока сон не ушел слишком далеко. Если уж человек от природы соня, то теплая постель для него, без сомнения, чудесное место и покидать ее — настоящая пытка!
Но телефон не умолкал… Да, когда я решилась установить в своем доме это чудо современной техники, мысль о возможных ночных звонках почему-то не пришла мне в голову… А жаль!
— Алло, слушаю вас, — бросила я в трубку, и боюсь, мой неприветливый тон не порадовал непрошеного ночного собеседника.
— Елена Сергеевна, дорогая, простите за столь поздний звонок, но я сама не своя от волнения, — заверещала мне в ухо телефонная трубка.
Голос явно принадлежал дальней родственнице моего мужа, Варваре Филипповне Здравомысловой, даме слишком воспитанной, чтобы попусту беспокоить людей по ночам.
— Что случилось? — испуганно спросила я, мгновенно лишившись всякой сонливости.
— Я звоню вам из пансиона, Елена Сергеевна. Тут такое происшествие, такое, такое… Просто кошмар, настоящий кошмар! Даже не знаю, как вам и сказать…
Господи, помоги!
Происшествие в пансионе? Неужели с кем-нибудь из девочек случилось несчастье? Да, тут уж будет не до сна…
Пансион для трудящихся женщин был одним из самых важных дел моей жизни. Являясь активной деятельницей Лиги женского равноправия, я всегда мечтала внести настоящий, весомый вклад в дело эмансипации. А наша, так громко заявившая о себе, организация все больше увязала в какой-то ерунде, вроде чтения общеразвивающих лекций, устройства благотворительных балов и ярмарок в пользу неимущих тружениц и сбора средств для создания фабричных читален.
Даже сами заседания активисток Лиги превратились в подобие дамского клуба, где за чашкой чая можно было обменяться с приятельницами парочкой свежих сплетен и рисунками для вышивания.
Нет, уж если делать что-нибудь на общественном поприще, то это дело должно быть стоящим.
Я решила организовать комфортабельный и недорогой пансион для молодых женщин, вынужденных жить на собственные заработки. Большинство из них не имели возможности обзавестись хорошей квартирой или домом и посему снимали комнаты или углы и полностью зависели от квартирных хозяек, рвущих с бесправных постоялиц три шкуры и наполняющих жизнь бедняжек капризами, придирками и скандалами.
Я выкупила у владельцев здание старых меблированных номеров, произвела в нем ремонт, сделала кое-какие усовершенствования, вроде ванных комнат и парового отопления, оборудовала помещения для занятий, библиотеку, столовую, танцевальный зал (молодым девушкам захочется и повеселиться, и гостей на праздник позвать) и одноместные спальни для тридцати пяти жилиц. Кроме того, следуя современным веяниям, я даже устроила гимнастический зал, где можно было заниматься спортивным тренингом. Занятия гимнастикой — дело весьма благотворное, и я признаю за девушками право довести свое спортивное мастерство до высших степеней. (Хотя я лично испытываю большое удовольствие от сознания, что никогда, сколько бы лет я еще ни прожила на свете, мне не захочется карабкаться на шведскую стенку или размахивать чугунными гантелями!)
При организации пансиона за образец мной было взято студенческое общежитие, устроенное купцом Лепешкиным по соседству, в Филипповском переулке, но, не буду скромничать, у меня получилось лучше… Пусть только тридцать пять молодых женщин нашли себе приют под крышей моего пансиона «Доброе дело», но эти женщины, смею надеяться, живут теперь неплохо…
Правда, в отличие от купца Лепешкина, который размещает студентов безвозмездно, хотя и не так удобно, я беру с девушек небольшую, отнюдь не разорительную плату — во-первых, то, что дается даром, никогда не ценится людьми, а во-вторых, девочки за свои скромные деньги получают прекрасные условия и несравнимо более высокий уровень комфорта.
Большого дохода пансион мне не приносит (спасибо, что не приносит и большого убытка), но в конце концов, я могу себе позволить отказаться от высокой прибыли ради высокой идеи…
Варвара Филипповна Здравомыслова, почтенная вдова, не так уж давно вступившая по моей рекомендации в Лигу борьбы за женское равноправие и принявшаяся за работу с энтузиазмом неофитки, горячо поддержала подобное начинание и сделалась в пансионе кем-то вроде моей правой руки. Во всяком случае, когда нам с мужем пришлось по делам почти на все лето уехать в Петербург, я смело оставила пансион на почтенную вдову, опекавшую девушек чуть ли не по-матерински…
Вернувшись в Москву, я нашла «Доброе дело» в таком процветании, что всерьез стала подумывать — а не назначить ли мне мадам Здравомыслову директрисой этого благотворительного заведения? Женщины порой незаменимы на административных постах, хотя и не всем в обществе это по нутру.
— Елена Сергеевна, вы слышите меня? — вопросила из телефонной трубки будущая директриса со слезами в голосе.
— Да-да, говорите…
— Я задержалась в пансионе, ждала, ждала, но так и не дождалась…
После этой загадочной фразы мадам Здравомыслова окончательно замолкла и, похоже, впрямь горько всплакнула…
— Варвара Филипповна, дорогая, я не поняла — чего вы не дождались?
Я старалась говорить по возможности мягче, но, кажется, мне это не совсем удалось.
— Не чего, а кого! Пропала Лидочка Танненбаум. Елена Сергеевна, девочка не вернулась в пансион! Я боюсь, что с ней что-то случилось, ведь уже глубокая ночь…