– Вот тебе наглядный пример побочного эффекта научно-технического прогресса. В век компьютерных технологий любой придурок может изготовить листовку и проповедовать все, что запало в его дурацкую башку, – после недолгого молчания бросила Валька. – По-моему, нам пора устроить налет на фашистский штаб. Давай поиграем в белорусских партизан!
– Только бороться с фашизмом мы начнем не сию минуту, – ответила Маргарита. – У нас ведь на этот вечер запланированы другие дела.
– Вот так всегда, сперва все слишком заняты личными делами, чтобы уделить хоть немного сил общей борьбе, а потом глядь – уже поздно: кругом концлагеря, и у каждого остается только одно важное личное дело – увернуться от газовой камеры, – ворчала Валька, топая тем не менее следом за Маргаритой.
После исчезновения двух призрачных дам приключения Ганса и его партайгеноссен не завершились. Не успели парни поднять на ноги Курта, продолжавшего стонать и хватать ртом воздух, как из стены вышла еще одна странная фигура. Да-да, она именно вышла из стены, и сколько парни на нового призрака ни таращились, исчезать он не собирался.
В отличие от полупрозрачных бабенок этот казался намного материальнее, если, конечно, подобное определение вообще допустимо использовать по отношению к призраку. Коренастый немолодой мужчина, в камзоле, сшитом по моде трехсотлетней давности, и громоздком парике с буклями, строго смотрел на парней, поигрывая лезвием обнаженной шпаги. На его грубом, словно выточенном из куска гранита лице читалось явное неодобрение, хотя ему лично никаких обид никто нанести пока не успел.
Впрочем, за этим дело не стало.
– Эй ты, чучело ряженое! – гаркнул партайгеноссе Ганс. – Тебе-то что здесь надо?
Когда Ганса что-нибудь пугало, он всегда возлагал надежды на собственную агрессивность: если людям как следует нахамить, с ними проще бывает найти общий язык.
– Зело прискорбно наблюдать, что юношество в граде Петровом столь неучтивыми манерами наделено и о деликатном обхождении разумения не имеет, – глухим голосом произнес призрак. – Но много прискорбнее та мысль, что и к дамам, к коим надлежит с младых ногтей почтение питать, было выказано обращение недостойное…
– Ну началось! – прошептал Ганс своим соратникам. – Чертова ведьма на нас эту голограмму напустила…
Призрак прекрасно услышал все сказанное от слова и до слова. И услышанное ему явно не понравилось.
– Не ведаю, о ком из дивных прелестниц, имевших с вами, недостойными, беседу, говорятся речи столь дерзновенные, но одна из дам сиих весьма дорога сердцу моему, а посему и чести ее никому задевать не дозволю. Любого призову к барьеру и сатисфакцию учиню. По первому разу сказанное мною почитайте за упреждение, но в дальнейшем столь грубые словеса прощены не будут. И тот, кто от манер своих предерзких не откажется, спознается с моею шпагою…
Призрак для убедительности вжикнул холодным оружием перед носом ошалевших противников и… растворился в воздухе.
– Я чего-то не врубаюсь, что это чучело нафталинное здесь несло? – растерянно бросил один из соратников Ганса. – Про сатисфакцию какую-то…
– Ну это, типа, как «Роллинги» поют: «Сатисфекшн, о-о! Сатисфекшн!» – отозвался другой. – Удовлетворение, короче…
– Да при чем тут «Роллинги»? Влезли мы с вами, парни, в какую-то паранормальную хрень…
– Этого дедка в парике можно игнорировать, партайгеноссе Ганс. Он же не настоящий, он призрак! – парировал знаток творчества Джаггера. – Небось его бабы наколдовали.
– Бабы тоже были призрачные, а вдарили так, что чуть печень не отбили, – заметил Курт. – Не фиг дразнить эту компанию. Вот фюрер, великий Адольф, в свое время всех магов и экстрасенсов поставил на службу Третьему рейху. И нам бы так…
– Не рассуждать! – пресек дискуссию Ганс. – В любом случае ведьму мы выявили, значит, начальный этап операции завершен. Теперь будем думать, как действовать для ее нейтрализации.
Доехав на метро до станции «Чернышевская», Маргарита и Валька оказались в старых кварталах города, почти не тронутых современными перестройками. Не считая вестибюля метро, большинству здешних домов было как минимум лет сто, а некоторым и значительно больше. Впрочем, для трехсотлетнего Петербурга и столетние здания – историческая застройка.
Валька тем не менее вновь завела знакомую песню о том, как все вокруг изменилось и как трудно узнать знакомые места, но Маргарита ее почти не слушала. Ей все труднее было справляться с волнением – вот-вот должна состояться встреча с родней, на которую ее бабушка, Маргарита-старшая, возлагала некие загадочные надежды. Каким-то образом эта встреча должна была изменить жизнь Маргоши, а это, что ни говори, всегда тревожно.
С тех самых пор, как Маргарита обрела тайную силу и принялась осваивать магические знания, с ней часто происходило нечто такое, чего она вовсе и не хотела. Но обратного пути не было – трудно надеяться, что все вернется в прежнее русло, если отказаться от колдовства в пользу заурядной, обыденной жизни. Во-первых, слишком много перемен уже произошло, и жизнь вряд ли вновь станет такой, как была, а во-вторых… Маргарита на самом деле уже не была уверена, что хочет вернуться к прошлому, ведь там, в этом прошлом, ничего особенно хорошего у нее не осталось.
Бабушкин приятель, старичок цверг, любивший на досуге пофилософствовать, утверждал, что от рождения до смерти вся жизнь человека состоит из циклов перемен – к лучшему или к худшему, как судьба распорядится. Но существование тех, кто избегает этих перемен, превращается в застойное болото. А застой есть застой, он равнозначен медленному умиранию и к тому же никогда не длится вечно. Так что либо смело иди навстречу жизни, принимая все то, что тебе суждено, либо тихо сиди в своем болоте, боясь пошевелиться, и будь готов к тому, что трясина в любой миг тебя поглотит окончательно. Перемены – жизненно важная часть бытия. Люди, знакомые с тайнами магии, всегда готовы принять очередной поворот своей судьбы, хотя и пытаются порой своими силами воздействовать на ход событий.
Маргарита понимала справедливость его слов, но при этом не могла не испытывать волнения, когда оказывалась на пороге очередного цикла перемен. Ясновидение и предсказания будущего никогда не были ее сильной стороной, поэтому не бояться поворотов судьбы она просто не могла. Кажется, это Гумилев писал о том, как ноет и болит сердце, уныло чуя роковое… Вот поэта его предчувствия не обманули. И Маргарите надо бы развивать в себе дар предвидения, чтобы как минимум быть готовой к тому, что ждет впереди.
Валькирия, давно переставшая ворчать, уловила ее настроение и, кажется, даже прочла мысли.
– Тебе не мешало бы развивать дар предвидения, – неожиданно заметила она. – Иногда бывает полезным узнать, что именно тебя ждет.
Маргоша, не любившая, когда кто-то читал ее мысли, решила, что не стоит поощрять беспардонную Вальку к подобным экспериментам.