В моей глотке клокочет тихий вопль. Это был бы громкий крик, если бы я не сидела, сжав зубы. Воспоминания оставляют меня, но я не в силах пошевелиться.
Тобиас хватает женщину-лихача за шею и встряхивает, поднимая на ноги. Он уже схватил ее оружие. Прикрывается ею и стреляет через ее правое плечо в другого лихача, через весь зал.
– Трис! – кричит он. – Поможешь?
Я немного задираю рубашку, чтобы достать пистолет. Мои пальцы чувствуют металл. Такой холодный, что обжигает кончики пальцев. Не может быть, ведь здесь так жарко. Лихач на другом конце зала наводит на меня револьвер. Черный зрачок ствола, кажется, охватывает меня, и я слышу только биение своего сердца.
Калеб бросается ко мне и хватает мой ствол. Держит его обеими руками и стреляет в колено лихача, который стоит меньше чем в метре.
Крича от боли, лихач падает на пол, хватаясь за раненую ногу. Это дает Тобиасу возможность выстрелить ему в голову. Боль лихача оказывается недолгой.
Я дрожу всем телом и не могу остановить это. Тобиас продолжает держать женщину-лихача за горло, но теперь он наставляет дуло на женщину-эрудита.
– Скажешь слово – пристрелю, – шепчет он.
Женщина-эрудит стоит, открыв рот, но молчит.
– Все, кто с нами, бежим, – вопит Тобиас. Его голос заполняет зал.
Альтруисты мгновенно выбираются из-под столов и мчатся к двери. Калеб сдергивает меня со скамейки. Я тоже бегу к выходу.
И тут я вижу мельком какое-то движение. Женщина-эрудит поднимает руку. В ней небольшой пистолет. Она наставляет его на мужчину в желтой рубашке, который впереди меня. Инстинкт, не расчет, заставляет меня действовать. Я бросаюсь вперед. Сталкиваю мужчину в сторону, и пуля попадает в стену, а не в человека.
– Брось оружие, – спокойно говорит Тобиас, наставляя на нее револьвер. – Я очень хорошо стреляю, в отличие от тебя.
Я пару раз моргаю, чтобы перед глазами не плыло. Питер глядит на меня. Я только что спасла ему жизнь. Он не благодарит меня, а я не показываю, что его узнала.
Женщина-эрудит бросает пистолет. Питер и я быстро добираемся до двери. Тобиас идет следом, пятясь и держа на прицеле женщину-эрудита. Переступив порог, он мгновенно захлопывает дверь.
И мы бежим.
Летим сломя голову по центральному проходу сада, едва дыша. Вечерний воздух тяжелый, как одеяло, и пахнет дождем. Вслед нам звучат крики. Хлопают двери машин. Я несусь так, как не бегала никогда в жизни, будто дышу адреналином, а не воздухом. Вслед мне несется жужжание моторов. Тобиас хватает меня за руку.
Мы врезаемся в кукурузное поле, вытянувшись в линию. И тут машины настигают нас. Фары светят между высоких стеблей, подсвечивая листья и початки.
– Рассредоточиться! – кричит кто-то. Голос похож на голос Маркуса.
Мы разбегаемся в стороны и летим через поле, как брызги воды. Я хватаю за руку Калеба. Позади судорожно дышит Сьюзан.
Мы натыкаемся на стебли, тяжелые листья режут мне руки и щеки. Тобиас – впереди. Я гляжу на его лопатки. Потом слышу глухой удар и крик. Крики повсюду, слева, справа. Выстрелы. Альтруисты гибнут, снова гибнут, точно так же, как тогда, когда мне пришлось делать вид, что я под воздействием симуляции. А я бегу – и только.
Наконец мы добираемся до ограды. Тобиас бежит вдоль, толкая ее рукой, пока не находит дырку. Отводит в сторону звенья сетки. Я, Калеб и Сьюзан пролезаем внутрь. Я оглядываюсь на кукурузное поле. Вдалеке светят фары машин. Но я ничего не слышу.
– Где остальные? – шепотом спрашивает Сьюзан.
– Погибли, – отвечаю я.
Сьюзан всхлипывает. Тобиас грубо притягивает меня к себе и идет вперед. Лицо горит от неглубоких порезов, но глаза сухие. Смерть альтруистов – дополнительный груз, который я опять не смогу сбросить со своих плеч.
Мы держимся подальше от грунтовой дороги, по которой эрудиты и лихачи приехали в район Товарищества. Идем вдоль железных путей, ведущих в глубь города. Здесь спрятаться негде, нет ни деревьев, ни домов, но это уже не важно. Эрудиты не смогут проехать на машинах сквозь ограду, и на то, чтобы добраться до ворот, у них уйдет некоторое время.
– Мне надо… остановиться… – говорит Сьюзан, откуда-то из темноты позади меня.
Мы останавливаемся, и она падает на землю, рыдая. Калеб садится на корточки рядом с ней. Тобиас и я глядим в сторону города. Он сверкает огнями, ведь еще нет и полуночи. Я хочу ощутить хоть что-нибудь. Страх, гнев, печаль. Но внутри меня пустота. Я чувствую только одно – надо идти дальше.
Тобиас поворачивается ко мне.
– Что это было, Трис? – спрашивает он.
– Что? – переспрашиваю я, стыдясь той слабости, которая звучит в моем голосе. Не знаю, имеет ли он в виду Питера или нечто другое.
– Ты остолбенела! Тебя хотели убить, а ты просто сидела!
Он срывается на крик.
– Я думал, могу положиться на тебя, по крайней мере, когда речь идет о спасении твоей жизни!
– Эй, дай ей прийти в себя, ладно! – восклицает Калеб.
– Нет, – отвечает Тобиас, глядя на меня. – Ей не надо этого делать. – В чем дело? – спрашивает он уже мягче.
Он все еще считает меня сильной. Достаточно сильной, чтобы не нуждаться в его сострадании. Раньше я считала, что он прав, но теперь уже не уверена. Я прочищаю горло.
– Я запаниковала, – отвечаю я. – Больше такого не повторится.
Он приподнимает бровь.
– Не повторится, – повторяю я громче.
– О’кей, – без особой уверенности соглашается он. – Нам надо найти безопасное место. Они перегруппируются и начнут искать нас.
– Ты думаешь, мы их настолько интересуем? – спрашиваю я.
– Мы – да, – отвечает он. – Вероятно, мы единственные, кого они искали, не считая Маркуса, который скорее всего погиб.
Даже не знаю, какие эмоции он хотел вложить в эти слова. Возможно, он мог произнести их с облегчением, поскольку Маркус, его отец и ужас детства, наконец-то оставил Тобиаса. С болью и печалью потому, что убили отца, а утрата и грусть не всегда логичны. Но он произносит все, как простой факт, будто говорит, куда нам дальше идти, или уточняет, который час.
– Тобиас… – начинаю я, но замолкаю.
– Пора, – напоминает он, оборачиваясь.
Калеб поднимает Сьюзан на ноги. Она может брести, только опираясь на его руку.
До сих пор я не понимала, чему научила меня инициация у лихачей. Очень важному. Как не останавливаться.
Мы решаем передвигаться по городу вдоль железнодорожных линий, поскольку все мы не слишком хорошо в нем ориентируемся. Я шагаю от стрелки к стрелке, Тобиас идет по рельсе, балансируя и лишь изредка пошатываясь, Калеб и Сьюзан плетутся сзади. Я вздрагиваю от любого непривычного шума, напрягаясь, пока не осознаю, что это либо ветер, либо скрип ботинок Тобиаса. Хорошо бы бежать, но мне уже повезло, что мои ноги способны хотя бы идти.