– Что же делать с ними прикажете?
– Это страшно и негуманно, – потупился ясновидец. – С точки зрения безбожного человека… Но еще страшнее оставить их на свете. Поэтому жизнь этих детей придется… прервать. В этом и есть спасение. Мертвые души приходят из небытия и уйти должны туда же, чтобы не губить живые.
– Спасение в убийстве? – Гелий чувствовал, как сотрясается его душа и протестует сознание.
– Убить невозможно то, что не родилось. Поэтому здесь иное понятие… Следует прервать нерожденную жизнь.
В голове у Карогода что-то отчетливо щелкнуло и будто красная лампочка замигала: не так-то просто было разговаривать с сумасшедшим! Послушаешь вот так, без подготовки, и сам начнешь выдавать перлы…
Надо было сменить тему!
– Ладно, я подумаю, – пробормотал он. – С детьми решим… Меня больше волнует другое: что делать с пациентом, который находился в вашей палате и пропитал стены энергией. У него тоже мертвая душа?
– Нет, у него-то еще живая, только искушенная. Поэтому если посадить в клетку из медного прутка, то можно избавить от дьявольского соблазна. Он взбесится, начнется страшная ломка, страдание, но потом все пройдет… Впрочем, постойте! – Он вскочил и закружился по камере с поднятыми руками.
– Все это выполнимо, клетку немедленно закажем на заводе и штукатурку уберем. – Карогоду пришла в голову оригинальная мысль, и теперь он нес ее собеседнику, как хрупкое яйцо. – Только вот беда – вашего предшественника нет. Где же его искать?
– Замолчите, доктор! – страстно сказал Матка. – Не мешайте мне!
Это действо с руками длилось минут пять, после чего объект сед на свое место, но уже с радостным, покойным видом.
– Теперь вам и клетка не понадобится. Понимаете, доктор, есть еще один способ избавить человека от дьявольской энергии. Им пользовались всю историю человечества, а медные клетки ведь появились недавно, всего, может быть, тысячи две лет назад…
– Какой же это способ?
– Одиночество. Это значит – монастырское покаяние и молитвы. Но для этого надо научиться. Просто читать молитвы нет смысла, надо уметь молиться. Насколько я почувствовал, мой предшественник научился и обошелся без клетки.
– Где же он? Где?
– Как это – где? Разумеется, в монастыре. Его же отправили в монастырь!
– В монастырь? – ахнул про себя и чуть не выдал своих чувств Гелий. – Кто отправил? Что-то я не слышал…
– Кто отправил? – Юродивый на секунду задумался, скользнул взглядом по двери. – Сейчас… Какой-то генерал. Имени не вижу… Пожилой человек, очень сильный. Мой предшественник называл его только генералом. А вот имена помощников вижу, они близко… Гольцов, Рушниченко, Петряев и Словацкий. Но генерала никак не рассмотрю и этого, который здесь жил…
– И я его плохо помню, больного, – посетовал Гелий. – Даже фамилию забыл. Надо бы поднять историю болезни и посмотреть…
– Нечего и смотреть, я так вижу! – вдруг прервал юродивый. – Говорю же вам, стены, штукатурка! Можно считывать любую информацию, восстановить события. Здесь находился Вадим Аркадьевич Губский, капитан первого ранга, подводник. Вы думаете, почему у людей осталась привычка писать на стенах, на камнях и заборах? Да потому и осталась, что забыли о такой энергии, как ЯЗ! Ведь и писать ничего не нужно, мы без того оставляем автографы повсюду, где бы ни были. Иное дело, считывать некому, утрачена чувствительность…
– А в каком монастыре он сейчас? – перебил этот словесный поток Карогод.
– Инок Свято-Кирилловской обители, пострижен с именем Рафаил… Можно себе представить, что испытал этот несчастный! Это страшнее, чем наркотическая ломка. Это почти смерть! Почему их и называют – живой мертвец.
Он отвечал так быстро и легко, не задумываясь, что Гелий на миг усомнился в прозренчестве и правдивости его слов. О Слухаче Матка мог узнать от охраны или сотрудников, втайне от начальника вступавших в контакт с объектом, а теперь накручивает небылицы про обитель. В самом деле, не со стен же он считал все, что говорит?..
Усомнился на один миг, поскольку в следующий ему стало жарко.
– А, вижу! Фамилия генерала теперь Непотягов, – внезапно брякнул юродивый. – Он сейчас у себя дома книжные полки делает, книги перевез. И второй день водку пьет.
Новое имя бывшего начальника Центра знали всего три высших должностных лица в Генштабе и он, Карогод…
– Хорошо, я обязательно выясню, – пообещал Гелий, вдруг заторопившись от распирающих душу чувств. – Дам распоряжение, чтобы перевели в другую палату. Еще есть какие-то просьбы или пожелания?
– Решите вопрос с детскими мертвыми душами! Это у него было навязчивой идеей, и Гелий попытался увернуться.
– Добро, найдем сначала детей и решим…
– А что их искать? Кругом такой смех и скрежет зубовный, за версту слыхать. Вам что, уши не режет? Прикажите медсестрам или медбратьям, пусть покажут, если со слухом у вас не все в порядке.
– Непременно! Больше нет пожеланий?
– Немедленно переведите меня в другую палату.
– Сейчас подготовим и переведем. Что еще? Или все?
– Не совсем все. – Прозоров задумался ненадолго и взглянул виновато. – Вы можете мне сказать, сколько меня продержат в больнице?
– Пока еще рано говорить о выписке.
– Понимаю, виноват. Президент – лицо неприкосновенное, а я позволил себе такую вольность… Но я обязан был сказать! Если я вижу, что его звезда сгорела и обратилась в булыжник. Кстати, послезавтра ночью империя разрушится.
– Какая империя?
– СССР… Я же ему сказал – звезда сгорела и превратилась в камень, в булыжник – оружие пролетариата. Если бы услышал мой крик – принял бы меры, образумился и не понес горе народам. А теперь будет много горя, потому что завтра они уже съедутся в Белой Веже, а послезавтра ночью взорвут империю изнутри. Вот будет грохоту! Почище Чернобыля! Высвободится энергия сцепления. А она опаснее, чем радиация…
Это уже напоминало бред. Лицо больного медленно превращалось в белую страшную маску. Гелий пообещал исполнить желание затворника и поспешил удалиться из камеры. Он тут же отдал распоряжение освободить один из кабинетов, оборудовать его прослушивающей аппаратурой, поставить кровать, стол и стул – словом, создать минимум удобств и перевести туда объект. Сам же помчался наводить срочные справки по поводу Слухача, теперь носящего имя отца Рафаила.
Спецслужбы чутко реагировали на запросы Центра, однако прошли сутки, прежде чем Карогод получил требуемую информацию. Вернее, лишь половину ее подтверждение, что в Свято-Кирилловском монастыре действительно есть недавно принявший постриг монах по имени Рафаил, в миру носивший фамилию Губский.
У Гелия сперло дыхание, хотя другая часть сведений еще была где-то в пути – фотопортрет и биографические данные. Чувства он испытывал сложные: то неуемной, какой-то ребячьей радости, которую приходилось душить в зародыше, то страха неизвестности – тоже по-детски острого и необъяснимого. Получив наконец по факсу полную информацию, Гелий, несмотря на поздний час, отправился к генералу Непотягову в район города Апрелевска, где старик получил хороший сельский дом от государства вместе с пенсией и новым именем. Конечно, в первую очередь руководствовался местью – любопытно было глянуть на физиономию генерала от сельской механизации, когда тот станет рассматривать фотографию в черной рясе с приложенной справкой. Однако вместе с тем осваивающий азы Астрального Анализа новый начальник Центра интуитивно тянулся к старому и опытному в этих делах человеку, чтобы, доказав свои способности неожиданным розыском пропавшего ясновидца-подводника, найти себе и соратника в лице Непотягова. Повертится, поворчит и все равно никуда не денется, потому что ушел из Центра не по своей воле, а был отсажен от любимого занятия, как дитя от груди…