Бурцев никак не мог понять, что его настораживает в Александре Федоровиче, какая ускользающая деталь появилась в лице, как только он снял клобук и обнажил густые седеющие волосы, связанные в косичку. В головном уборе он казался строже, неприступней, и внешний вид его как бы полностью соответствовал внутренней сути.
– В ночь похищения кто его видел в последний раз?
– Я видел. Ушел из его кельи в двадцать три пятнадцать.
Эта точность и какая-то военная привычка называть время – штатский человек скажет «пятнадцать минут» или «четверть двенадцатого» – несколько поразил Бурцева, но он не стал сосредотачивать на этом внимание.
– Что он делал, когда вы уходили?
– Попросил благословения и встал на молитву.
– А монастырь не охраняется ночью? Ведь у вас стена разрушена…
– Тогда не охранялся, – посожалел Антоний. – Вечная наша безалаберность. Пока гром не грянет… Сейчас охраняется послушниками и собакой. Одна паломница привезла сенбернара…
– Почему решили, что он похищен? А, допустим, не ушел куда-нибудь?
– Это произошло практически на моих глазах! – слегка возмутился настоятель. – И нечего тут допускать… В три двадцать пять я пошел в храм и увидел, как двое неизвестных что-то тащат к пролому в стене. Подумал, воры. Мне и в голову не пришло, что несут человека. Было очень темно, снег еще не выпал… Я закричал, поднял тревогу и тогда заметил, что ноша у них в руках шевелится. Брат Ефрем с послушниками побежал за похитителями, но они сели в машину и уехали. Машина стояла у холма… А меня Господь надоумил – бросился к башне Рафаила, а там дверь нараспашку…
– Вы тоже спите один час?
– Нет, я сплю три часа, – ответил настоятель.
– У Губского есть близкие родственники? – Бурцев сделал пометку в блокноте.
– Эта версия отпадает. Родственники есть, но дальние, связь с ними утеряна. Вырос без отца, у матери был единственным сыном. – Антоний помедлил и добавил самое главное:
– После того как с ним случилось несчастье, мать наложила на себя руки.
– Печально… А какое же несчастье с ним случилось?
Вообще-то разговаривать с настоятелем было одно удовольствие: ответы были заготовлены заранее, и, кроме того, он словно предугадывал ход беседы и все ее повороты.
– Несчастье для матери – сын попал в закрытую психлечебницу. У безбожной женщины вырос истинно верующий сын. Разве это не Божий промысел?
– Александр Федорович, а вы все знали о прошлом Губского? О его службе, знакомствах, связях, увлечениях?
– Все, – уверенно заявил настоятель. – Но, простите, о многом не могу говорить, потому что это тайна исповеди.
– Да, понимаю…
– Должен сказать единственное: там нет ничего, чтобы заслуживало вашего внимания.
– Откуда вы знаете? – осторожно спросил Бурцев, внутренне изумившись уверенности собеседника. – В нашем деле бывает важна самая незначительная деталь…
– Я сплю по три часа, но тоже имею кое-какой духовный опыт, – нашелся Антоний. – К тому же меня окружают самые разные люди, а не только братия.
Он явно скромничал. Его опыту можно было позавидовать, и это вдруг натолкнуло Бурцева на неожиданную, но много что объясняющую мысль.
Что, если игумен Антоний из тех самых сотрудников КГБ, которых внедряли в среду духовников в хрущевские да и в брежневские годы? Эдакий монах с погонами?
Правда, по опыту Бурцев знал, что часть этих агентов секретной службы, попав в духовную среду, проникались светом православия и становились священниками. Ведь не так важно, каким путем пришел человек к Богу. Важно, что пришел…
Может, и открытие монастыря в безбожные годы Андропова каким-то образом связано с его прошлым?
– А не было звонков или писем с предложением выкупа? – Вопрос был лишним, однако следовало оттянуть время, чтобы осмыслить неожиданный вывод. – Это очень современное преступление…
– Рафаила похитили не для того, чтобы заработать, – отрезал Антоний.
– О возможности ритуального убийства я слышал. Но это не имеет под собой никаких оснований.
– Вы так считаете?.. А напрасно. Идет всеобщее наступление на Православную Церковь. Сатанисты выбирают самых чистых и самых… истовых молельников ангельского чина и проливают их кровь. А кровь, как известно, имеет сакральную суть и силу, ибо она и есть душа.
– Тонкая материя? – похвастался своими знаниями Бурцев.
– Совершенно верно, тончайшая! Пора бы отойти от материалистического понимания мира, иначе не понять происходящих в человеческом обществе процессов. Можно навсегда остаться слепым орудием в чужих руках, а если вы еще претендуете на право судить и карать…
– Я не претендую, – вставил Сергей. – Я не судья и не судебный исполнитель.
– Разумеется, и все-таки, все-таки… Что стоят ваши писаные законы против Божественного законоуложения?
– Да, согласен. Человек предполагает, а Бог располагает…
Слушая его, Бурцев почти уже утвердился в мысли, что настоятель носил погоны, и причиной тому была не только та чисто светская, военная логика, с которой он делал свои умозаключения, но и деталь, раньше ускользавшая, отец Антоний не смотрел собеседнику в глаза. Куда угодно – в переносицу, в брови, но ни разу прямо и открыто. Их так учили, чтобы не завязывать взглядами сердечных контактов, возникающих помимо воли собеседников, не пускать в свою душу.
– Пожалуй, вы правы, – покаялся и повинился Сергей. – Есть такой грех. Издержки материалистического воспитания… Можно задать вам один щепетильный вопрос? Как церковнику?
– Конечно же можно, – разрешил настоятель. – Задавайте.
– Однажды я услышал новую теорию… Будто в третьем тысячелетии православие поставит во главу угла не Христа, как мужское начало Бога, а Богородицу. И это будет новый путь развития веры.
– Безусловно это ересь, – отрезал Антоний. – Где это слышали? Кто говорил?
– Одна женщина, – интуитивно уклонился Бурцев, чувствуя его сильный и хваткий интерес. – В поезде, попутчица…
– Об этом уже говорят в поездах? – отчего-то возмутился настоятель.
– Слышал, говорят. – Следовало резко сменить тему. – Могу я получить список людей, посетивших монастырь с октября этого года? Меня интересуют все – паломники, богатые спонсоры, реставраторы или случайные прохожие.
Настоятель был готов ко всему, ибо тут же молча взял колокольчик и позвонил – вошел чернобородый привратник-секретарь. Распоряжение Антоний отдавал совершенно иным, без всякого налета светскости тоном:
– Сделай милость, брат Алексий, составь мне список наших гостей, за весь прошлый год. Инок поклонился и вышел.
– Так от кого вы слышали об этой ереси? – не забыл Антоний. – Какого возраста женщина? Может, имя помните?