Я криво ухмыльнулся, отвел взгляд.
— Любопытно.
— Только тебе труднее, — сказала она неожиданно, — твоя мужская природа требует от тебя грести под себя всех женщин, но если другим мужчинам это не всегда просто, то тебе…
Я поморщился.
— Знаешь, давай лучше о политике.
Следующие сутки были великим днем примирения. Небольшой отряд сэра Астальфа Лаутгарда и совсем крохотного числа рыцарей, поддержавших притязания Ротильды, уселись во время пира за одни столы с воинами графа Табарда.
А еще в этот день престарелый Гене Лаутгард простил свою дочь Аргентьеллу и виконта Мальтергарда, что осмелились нарушить его отцовскую волю, когда убежали из дома и обвенчались тайком.
Я похвалил так внезапно выздоровевшего лорда Генса за политическую мудрость и дальновидность, что позволили ему выбрать верную сторону забора, по какую упасть, хотя, конечно, он поступил как дурак, поддержав Ротильду, вряд ли она сумеет усидеть на троне без иностранных копий.
Виконт Мальтергард и Аргентьелла очутились в осажденной крепости потому, что ее отец, Гене Лаутгард, умирал. Ему с каждым днем становилось все хуже, и они поспешили к нему, чтобы постоять на коленях у его ложа и, возможно, вымолить прощение.
Потому, когда началась осада, виконт тут же обнажил меч и бросился в самую гущу схватки, получил три небольшие раны, когда сражался за королеву, как и надлежит верному рыцарю.
Граф Табард в самом деле показывает себя в моих глазах умелым военачальником в том смысле, что для него важнее победы, чем сражения. Сразу, как только я принял решение, что мы проводим леди Ротильду до столицы, а от ее стен вернемся вне зависимости, как ее примут, он послал вперед гонцов с сообщением, что королева Ротильда возвращается в сопровождении могучей армии из Армландии и Турнедо.
Подозреваю, что он велел сказать гонцам еще проще: дескать, королеву Ротильду везет обратно на трон ее разгневанный супруг Ричард Завоеватель, потому всякий, посмевший оказать сопротивление, будет попросту вбит в землю.
Когда первая же крепость на пути не просто сдалась без боя, а лорд выехал навстречу и смиренно просил принять его отряд в наше войско, осчастливленная Ротильда едва не бросилась мне на шею.
— Триумф, — прошептала она со слезами счастья, — это больше, чем я мечтала!..
— Правда больше? — спросил я с подозрением.
— Правда-правда!
— Гм, а я думал, ты вообще прорва ненасытная…
Она чмокнула меня к щеку.
— Спасибо, Ричард!..
— Да не за что, — пробормотал я с иронией, — такой пустячок…
— Я всегда останусь твоей должницей, — заявила она. — Я всегда-всегда… Будучи весьма довольной вашей помощью, ваше высочество, я изволю высказать вам свою монаршую благодарность и благоволение.
Изумленный переменой тона, я не сразу заметил, как приблизились граф Меркель и пара его помощников, оба крайне почтительные, издали сорвали с голов шляпы и красиво помахали в низком поклоне.
— Ваше Величество, — сказал граф Меркель, — впереди у нас только Бычий Рог и Серые Камни.
— А что за Бычий? — спросил я.
— Не извольте беспокоиться, ваше высочество! Просто крепости. Не самые-самые.
— Чего ждать?
Он сказал быстро:
— Если с ними не будет затруднений, на что очень надеемся, то завтра достигнем столицы!
Его помощники косят на меня чуточку тревожно, но кланяются и обращаются только к Ротильде. То ли так принято, то ли знают ее крутой нрав, а я, значит, либо мягче, либо слишком лев, чтобы давить мышей.
Впрочем, для меня неважно, я посматривал по обе стороны дороги и автоматически оценивал почву, прикидывал, чем лучше засевать, сколько бушелей гречихи можно снять с акра, а сколько пшеницы, хотя вон те земли лучше всего под рожь… Лес и здесь хорош, но везти его в Тараскон далековато, а вот железные руды здесь, как слышал, богатые и лежат практически на поверхности. Еще бы каменный уголь найти и обучить использовать вместо древесного, а то скоро все леса изведут…
Дробно простучали копыта, виконт Мальтергард приблизился, молодой и красивый, глаза горят восторгом, но вскрикнул с искренним сожалением:
— Ваше высочество, как же так?
— Что случилось?
— Они сдаются, — прокричал он с возмущением. — А как же жаркие схватки, воинские подвиги, доблесть и отвага, смертельный бой?
— Вам мало? — спроси я. — Слышал, Ротильда за стойкость и верность произвела вас в бароны?
Он сказал счастливо:
— Да, ваше высочество! После встречи с вами началась и для меня полоса удач!.. И милость королевы, и прощение со стороны сурового лорда Генса Лаутгарда…
— Есть упоение в бою, — ответил я, — и бездны мрачной на краю, но, барон, довольствуйтесь и тем, что доблестно сражались и красиво защищали Ротильду Дрогонскую от… от правительственных сил, олицетворяющих закон и порядок.
Он крикнул сокрушенно:
— Мало!..
— Будет, — заверил я. — Но не на этом направлении.
— А где? — спросил он с надеждой.
— Государственная тайна, — сообщил я внушительно. — Все будет, барон. Даже больше, чем вам восхочется.
Он вскричал воспламененно:
— Никогда! Никогда не будет слишком много!
Это было так, как если бы ребенок заверил клятвенно, что никогда не вырастет, хотя… иногда в самом деле бывает так, что вырастает только телом, а умом остается таким же светлым и чистым идеалистом, что дает полное право называть его дураком, а то и вовсе идиотом.
Я не стал даже напоминать, что у него вообще-то есть Аргентьелла, ради которой он рисковал жизнью. Но что значат все женщины мира, когда выпадает счастье ринуться с мечом в руке в жаркую схватку и красиво погибнуть с именем любимой на устах?.. Жить надо красиво!
В Мезине, как и в Ламбертинии, приходилось обходить не только горы или болота, но и так называемые Зачарованные Земли, почти везде называемые так одинаково, хотя в одних местах это безлюдная степь или каменистое плоскогорье, в других — лес, развалины древних строений, от которых остались только наполовину погрузившиеся в землю камни, или целые поля тумана, что стоят днем и ночью, летом и зимой, никакой ветер не в состоянии сдвинуть их или проделать прорехи в этих белесых массивах.
Я держался спокойно, дескать, все привычно, деды-прадеды обходили, вот и мы тоже, но внутри всякий раз закипает злость, а в виски стучит бешенство.
Когда-то доберусь до всех этих мест, все расколдую, везде побываю, все увижу, все раскрою, чем-то воспользуюсь, остальное все уничтожу, человек — тупая и ленивая свинья, скажи одному, что на свете есть кувшин с запихнутым туда джинном, что выполнит любые желания, и целые королевства опустеют, поля зарастут сорняками и кустарником, ибо тупые и ленивые все ринутся искать этот кувшин, а мы все в чем-то тупые, а ленивые так вообще во всем…