— Зри свет в окне!
Он не зрел, ибо пламя моргнуло несколько раз и утонуло в восковой лунке.
Нет, хромая черная женщина не увезла его обманом и не спрятала; и самолет не упал с высоты на землю. Ярий Николаевич оставался жив и здоров, но не было ему пути домой. Ни скорого, ни долгого, ни далекого, ни близкого.
От вражбы сей она лишь посуровела: нет на свете такой загадки, которую бы Господь не разрешил и знак не подал. Распахнула Вавила двери, встала на порог на колени лицом на выход и прочитала странническую запорожную молитву.
— Чудотворче Николае, отче святый, понеси мя путем, коим Ярий, чрез сей порог ступив, пошел. Да укажи всякие препоны на его дороге, будь то корень, о кой запнулся, иль прелестные и лихие люди, с коими пути скрестились. Ежели в железах и на пытках, ежели в юзилище каменном иль земляном — всяко яви. Аминь!
И взмыла с порога, подхваченная теплым воздухом из избы. Увидела, как везут его в черной машине, а рядом хромая с клюкой сидит, будто старая ворона, и человек, на грача похожий, — тот, что чужие лица на карточки снимает. Вроде бы и зла против не затевают, но и добра не хотят эти черные птицы. Приехали к великой хоромине, возле которой самолеты садятся, отпустили, но сами еще долго потом каркали и крыльями хлопали. Ярий же ступил под мрачный кров и чуть не потерялся — столько народу было кругом. И тут уж не разглядеть каждого, не распознать, кто с чем пришел, покуда людей не выстроили перед железным хомутом, как грешников пред вратами ада, и не стали пропускать по одному. И объял всех страх Божий: в душе не хотят идти, противятся, молятся мысленно, но идут, все сирые и убогие! Порхают около некие существа, ни женщины, ни мужчины, — ангелы-привратники иль слуги сатанинские, строжатся и клекочут, накладывают они железа на руки и ноги каждому и друг с другом сковывают. Ярий в сей цепочке тоже идет, понурый, тусклый, будто на казнь обреченный, лишь глаза светятся, как сурики на болоте. Привели невольников к хвостатому кресту, приколотили гвоздями к стульям, а самолет постоял перед дорогой, дьяволу помолился и в небо взмыл.
Вот они, муки мирские! Нет взять посох да идти по своей воле — в руки бесовские отдаются, дабы по воздуху перенес.
Долго летел крестик по небу, и так высоко, что люди в нем стали мелкие, будто комары, и Ярий среди них потерялся. Когда же на землю сел, мученики воспряли, сбросили цепи и побежали, тогда и он появился, да только его сразу посадили в черную машину и повезли темной, метельной дорогой. Тут ему худо сделалось, не рад, что поехал, однако дорогой еще крепился, но как подвезли к черным каменным палатам, зубами заскрипел, да уж делать нечего.
Из окон сих палат дым клубится, искры зелены летят, стоны слышатся, будто из преисподни — верный знак, кого-то геенна огненная жжет-палит. Ярий же не убоялся, душу свою скрепил и ступил под сей кров. Тотчас окружили его люди мутные, темные: мирских ведь трудно распознать, они и сатаной окручены да омрачены, и Богом еще не забыты, страдают, аки святые страстотерпцы, а за что, и не ведают. Ярий сотворил окрест себя круг обережный, но убогие к нему руками тянутся, прикоснуться норовят.
В палатах врата стоят черные, за коими Вавиле ничего было не увидеть, покуда туда Ярий не войдет, ибо она по следу мыслью бежала, влекомая силою Чудотворного Путеводника. Должно быть, там и лежал человек, позвавший к себе: из-под врат сих дымок курится и искорки проскакивают — страх Божий! Возопить бы к нему, чтоб- не ступал далее, но ведь сама словом подтолкнула, мол-де, поезжай, коли душа умирающего кличет…
Мутные же люди вокруг скачут, говорят что-то на птичьем языке, словно галочья стая, но вдруг оборвался сей бестолковый грай, ибо распахнулись врата, открылось дымное пространство, и Ярий ступил в него и будто в воду канул, поскольку и след его вмиг потерялся. Вавилу тоже потянула сия бездна, однако не было на то воли святого Николая, не пустил, и мысль ее выпорхнула из палат, как ласточка из застрехи.
Покружилась около да тут же и вернулась на порог избы, принеся в клюве зернышко тревоги. И пока она летала по следу, выстыла изба, и вон уж иней по углам засверкал. Надо бы печь топить, но зерно то проросло, выметнуло побег и озарило голову предчувствием опасности, так что жарко стало. Вышла она на крыльцо, посмотрела во все стороны — тихо кругом, дремотно и небо звездное, но не обмануть слух и око странницы, предки коей три века острили свое чутье. Напоенный и накормленный конь в стойле ржет тревожно. Не к добру! И собака лапами снег скребет да уши сторожит, будто зверь поблизости бродит…
Трех минуток хватило, чтоб котомку собрать и следы свои замести. Встала на голицы Ярия и скользнула наторенной лыжней к реке, куда старик водил коня поить. Осевший снег размыло, и темная полынья растянулась наискось от берега к берегу, вода гремит на камнях, пуская пенные усы. Не медля ни секунды, Вавила сбросила обувь, по колено перебрела шумный поток и на той стороне лыж не надела — босой прошла до леса по плотному насту, нырнула под пихту и лишь тогда сунула заледеневшие ноги в теплые катанки…
А у дома вон уж и фары засветились…
* * *
Комендант, как и положено, на посту был, незнакомый «уазик»-буханку заметил, еще когда тот через поле пробивался, тараня заносы. Кто-то чужой ехал, однако в крайнюю избу не постучался, чтоб спросить, сразу к дому Космача направился, целя одним колесом по чищеной тропинке — значит, наверняка из управления газопровода. Приезжали начальники несколько раз, будто бы проверять работу объездчика, а сами на рыбалку или на охоту. Но сейчас-то март, охоты нет, а река подо льдом…
Тем временем машина бампером чуть ли не в калитку уперлась, из нее выскочили три молодца, кинулись на крыльцо, потом только двери захлопали.
Из избы Кондрат Иванович вышел в галошах, думал лишь глянуть, к кому это едут, но как увидел, что гости засуетились возле дома Юрия Николаевича, почувствовал неладное. А тут еще кавказцы Почтаря залаяли и конь у Космача заржал. Вернулся назад, переобулся, полушубок надел, и когда вышел во двор, увидел, что машина уезжает, причем задом — видно, развернуться не смогли. Можно было отменять тревогу, однако собаки орут и жеребец кричит — неспроста.
Подбросил дров в печку и отправился к усадьбе Космача: напугают еще Вавилу Иринеевну…
А как подошел, глядь — дверь метлой подперта, словно никого и нет в избе, но свет на кухне горит. Кто был? Зачем? Неужто забрали молодую хозяйку и увезли?..
И тут увидел человека, выходящего из бани.
— Эй, ты чего там делаешь? — окликнул Комендант. — Ну-ка иди сюда!
А у самого сердце екнуло — не зря шарятся, ищут что-то…
Парень в легкой весенней куртке не спеша направился к конюшне — Комендант устремился ему наперерез.
— Тебе чего тут надо?
— Объездчика ищу, — сказал тот. — Не знаешь, где он?
— В город уехал.
— Конь где у него стоит? Здесь?