У Землянова все выглядело иначе. Огромная квартира была наполнена редкостными старинными вещами со всего света, по которым, как по карте, можно было изучать географию, освоенную хозяином, и его пристрастия. Человеку суеверному и мнительному, в таком доме стало бы не по себе. Скорее всего, большую часть жизни Глеб Максимович увлекался религиями самых разных народов, собирая предметы культа и магии. Ритуальные маски, одежды и бубны алеутских шаманов, волшебные посохи, засушенные головы представителей диких племен, кривой ятаган со славой меча-кладенца, магические кристаллы и камни, индейские скальпы, топоры палачей, головные уборы колдунов-инков и еще множество всякой чародейской всячины.
Отдельно в застекленном металлическом шкафу стояли два глиняных и два медных сосуда с джиннами, закупоренные лет двести назад, что удостоверяла экспертиза. Если поднести к уху, можно услышать некое шевеление, вздохи и неразборчивое, гундосое ворчание. Тайным желанием Палеологова было вскрыть хотя бы один и посмотреть, вырвется ли из кувшина что-нибудь или это всего лишь хитрый розыгрыш, восточный товар, за который можно слупить хорошие деньги с доверчивого русского дипломата. Однажды ему удалось уговорить Землянова вытащить затычку, и тот вроде бы загорелся, достал сосуд и приготовил стамеску, но в последний миг вдруг усомнился: что если в самом деле оттуда вылетит какая-нибудь зараза, микроб, бацилла? В конце концов, на Востоке тоже понимали, что такое символы.
Предводитель с ним согласился, но эти сосуды все равно притягивали воображение и будили фантазии…
В чертовщину Глеб Максимович не верил, покупал и привозил все это как своеобразные вещественные доказательства, намереваясь когда-нибудь потом их изучить и вывести формулу человеческих заблуждений. Зато когда жил в Москве, несколько лет отбивался от всевозможных ясновидящих, целителей и сатанистов, которым требовались настоящие атрибуты чародейства.
Карты, расчеты и рукописи, полученные от профессора Засекина, хранились в сейфе, никому не показывались и вынимались очень редко.
— Знаете, чего нет в вашей коллекции? — однажды спросил Палеологов. — Из вещей, обладающих особыми магическими свойствами?
— Из основных у меня есть все, — самоуверенно ответил мэтр.
— У вас нет намоленного камня!
Глеб Максимович отчего-то загадочно усмехнулся, слегка похлопал предводителя по руке.
— Да, пока нет. Но я уверен, скоро появится возможность намолить весь дом. Или даже квартал.
Тогда Палеологов особого значения этому не придал, посчитал уверенность мэтра гордыней, одолевающей всех коллекционеров, и вскоре вообще забыл об этом разговоре.
Землянов встретил его, как всегда, сдержанно, почти без эмоций и лишних слов, проводил в кабинет, а сам прикатил тележку с завтраком на две персоны и телефонной трубкой.
— Генрих, скажи мне, этот твой генерал все еще в командировке? — будто между делом спросил он.
— Да, работает. — Предводитель насторожился, такой вопрос предвещал нечто неожиданное.
— Позвони и срочно отзови. — Прозвучало как приказ. — Своих людей пусть оставит. Но только для негласного наблюдения. Ничего не предпринимать.
Ему можно было возражать, спорить, долго стоять на своем, но в результате все равно пришлось бы выполнить его волю: если Землянов что-то говорил в тоне приказа, значит, решение принято взвешенное. Палеологов молча взял трубку и набрал номер мобильного телефона Ногайца. Атаман ответил сразу и на распоряжение отреагировал, как солдат-первогодок.
— Княжна почти в наших руках! Надо брать! Нет, я никуда не поеду. Вы что? Я тут такую комедию с телевиденьем разыграл!..
— В самолет и в Москву! — Когда Палеологов сердился, сам слышал, как негромкий голос становится звенящим, колокольным. Ему это нравилось, для всех остальных это было сигналом к полному повиновению.
— Итак, Автор у нас в гостях, — заговорил Глеб Максимович будто бы сам с собой. — Что первое приходит в голову? Почему хочется спросить себя, а готовы ли мы? Наступило ли утро, чтобы поднимать флаг? А ветер? Куда дует ветер и в чьи паруса? И хорошо ли мы представляем, что значит «необратимые процессы»?
Его осторожность показалась излишней: дело сделано, Гален уже работает с Космачом…
— Нет, я спрашиваю не для того чтобы разубедить тебя, Генрих, — уточнил Землянов. — Пока все идет как предполагалось. Мы не сделали ни одной стратегической ошибки, точно предугадали развитие событий. И то, что Автор под нашим контролем, тоже вроде не случайность. Но я хотел бы сосредоточить твое внимание на важности следующего шага. До сегодняшнего дня мы находились в нейтральных водах. Сейчас же берем курс в зону чьих-то политических и экономических интересов. Момент исторический. Я позвал тебя, чтобы мы еще раз посмотрели друг другу в глаза и спросили себя: готовы ли мы идти дальше? Это как в авиации — точка принятия решения.
Ответ «да» или «нет» его бы не удовлетворил. Кажется, у мэтра возникли какие-то сомнения, и теперь он ждал, что единомышленник их развенчает и укрепит его в вере. Такое уже бывало…
— Я могу изложить свои соображения, — предложил Палеологов. — По всем основным вопросам.
— Не нужно, — прервал Глеб Максимович. — Знаю, что скажешь. Обстановка в обществе самая благоприятная, президент не имеет никакой власти, его окружение занято переделом собственности, правительство ожидает крах, на пороге дефолт и экономический спад, мы катимся в пропасть… Нет, Генрих, в такой ситуации к власти приходят не монархи, а фашисты или коммунисты.
Еще недавно он говорил обратное.
Поколебать его уверенность могло какое-то экстраординарное событие либо рекомендации «пятерки» — экспертного совета, куда входили высокопоставленные политики и никем не ангажированные ученые. Аналитики не знали, что находятся в одной команде, не имели представления, чей заказ выполняют и как будут использованы их данные; отношения были рыночные, информация и анализ покупались за деньги.
Однако в стране ничего особенного не произошло, даже отставок и заметных скандалов, а рекомендации «пятерки» Землянов обычно изучал и поступал наоборот.
— Что произошло, мэтр?
— Пока ничего. — Он помешал ложечкой чай и оттолкнул чашку. — Ты ешь, наверняка ведь не завтракал. Давай, не стесняйся.
— Тогда я не понимаю вашей настороженности…
— Да и я ее не понимаю. Ты вот позвонил сегодня, сообщил хорошую новость, а я не почувствовал радости. Это очень важно, Генрих. Надо прислушиваться к себе. Когда все само плывет в руки, возникают сомнения. Невольно начинаешь сопоставлять факты…
— Считаю, сегодняшний успех — это плод нашего трехлетнего труда, — не согласился предводитель. — И это первый успех. Мы просто не привыкли к хорошим вестям.
— Возможно… Потому что плохих больше. Например, мы не знаем, с какой целью и кто убрал трех человек, побывавших в квартире академика.