Слово | Страница: 129

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Никакого чуда нет, — трезво сказал журналист. — А если нас заставят загружать баржу?.. Ты, парень, маленько отупел. Получай расчет и иди отдыхать.

Иван так и сделал. Получил пятьдесят три рубля и, не отряхиваясь от муки, побрел в гостиницу. Было утро. С севера, из гнилого угла, как здесь считалось, волокло рваные тучи, ветер обдувал разгоряченное Иваново лицо, но не мог освежить его.

Анна сидела за столом и что-то писала.

— Работничек ты мой! — сказала она ласково. — Спаситель ты наш, устал, поди, притомился.

— Нет, — глухо сказал Иван. — Я свеж, бодр и румян, как булка из печи.

Анна подвела его к умывальнику, налила горячей воды.

— Ничего, Ванечка, кончились твои муки вместе с мукой, — проговорила она. — Денег хватит.

— Так всего пятьдесят три рубля, на один билет?

— Мойся и собирайся, ты поедешь один. — Анна наклонила его голову над тазом, взяла ковш. — Я тебе полью…

— А ты? — Он выпрямился.

— Я, Ваня, остаюсь. Вернее, возвращаюсь назад, в Макариху. Ты повезешь книги. — Она снова нагнула его голову и вылила ковш воды. — Мойся, сохни и ешь. Я иду за билетом. Пароход сегодня…


Уехать Ивану с книгами спокойно не дали… Когда они с Анной уже сидели на пристани, вдруг появился Власов. Был он в новом костюме, штиблетах и рубахе с отложным воротничком, однако выглядел не празднично.

— Вы это… — начал он, озираясь. — Вы Леонтию-то не говорите, что я книги продал. Он мужик серьезный, убить может… Я ему скажу, что обокрали меня. Скажу, пришел — все разворочено, погреб открытый… Скажу, вместе с бочками украли. И бочки пожалею… А то он если не сам, так мужиков с чемоданами подговорит… Иван, ты как?

— Ладно, — сказал Иван. — Как моя баба скажет…

— Мы не скажем, — заверила Анна. — А ты про нас ни слова никому, понял? Мы у тебя не были.

— Ну, это железно! Я что, враг себе? — забожился Пимен. — Иван, ты попроси у бабы тройку. Я сбегаю — посошок разопьем, а?

— Хватит! — отрезала Анна. — В другой раз, Пимен Аверьяныч.

— Строга-а, — протянул Власов. — Ты, Иван, держись за нее, с такой бабой, как сыр в масле…

— Пусть она за меня держится, — сказал Иван. — Я и так как сыр в масле…

Когда он ушел, Анна вдруг засмеялась:

— Нам ведь Леонтия благодарить надо! Мы ему по гроб обязаны!

— Чем же? — проворчал Иван, сидящий в полусне-полуяви. Ему, чуть закроешь глаза, виделся бесконечный трап и чудился груз на спине, давящий к земле.

— Ты только подумай, — сколько трудов он затратил, работая на науку! Поди, год собирал… Ты Аронову скажи там, пусть эти книги выставит в отдельные шкафы и табличку повесит: «Из собрания Леонтия-странника».

— Погоди, не смейся, — снова проворчал Иван. — Попадешься ты ему где-нибудь тут, встретит он тебя… Ты хоть у Глазырина пистолет попроси или милиционера для охраны.

— Гляди, Иван, — вдруг зашептала Анна и потрясла за плечо. — Кто это?

По деревянным ступеням к пристани спускались двое мужчин, одетых в костюмы, с галстуками; у очкастого в руке был портфель. Они шли уверенно, по-хозяйски и направлялись к ящикам, на которых сидели Иван с Анной.

— Вот ты и накликала, — прошептал Иван, озираясь в поисках чего-нибудь тяжелого: взгляд остановился на куске трубы, вбитом в землю. — Мужики с чемоданами, подручные Леонтия. По наши души идут, вернее, по книги…

Он порывисто вскочил и встал к трубе, незаметно попробовал вытащить. Труба подалась.

Анна сидела на ящике, сжав кулаки.

Мужчины приблизились к ним, очкастый снял фуражку, утер платком лысеющую голову.

— Нам известно, — сказал он с расстановкой, — что вы вывозите из нашего района древние книги. По какому праву, позвольте узнать?

— А вы кто такие? — задиристо спросил Иван.

— Я учитель истории Хохмачев Николай Сергеевич, — представился очкастый. — Создаю местный краеведческий музей. А это, — он показал на товарища, — заведующий отделом культуры товарищ Жуков. Документы покажите, товарищ Жуков, а то не поверят.

Жуков с готовностью вынул красный билет, показал Анне, потом Ивану.

— А теперь ваши документы, — сказал учитель истории. — Мы обязаны контролировать, мы на своей земле живем.

Анна достала свои бумаги, подала Жукову. Те их долго читали, о чем-то тихо советовались, переглядывались. Иван на всякий случай вытащил трубу и стоял, опершись на нее, как на посох. Наконец Хохмачев вернул документы Анне.

— Вы бы не нас проверяли, — буркнула Анна, пряча бумаги. — Ишь, им стало известно!

— Простите, но мы обязаны, — вежливо сказал Жуков. — Не обижайтесь… Вы, Николай Сергеевич, конечно, зря шум подняли. Все в порядке.

— Все равно мы должны это зафиксировать, — не сдавался Хохмачев. — Из нашего района вывозят. Мы должны составить опись книг в трех экземплярах. — Он открыл портфель, достал бумагу и копировку. — �Один — нам, один — им, а третий отправим в область.

— Какого черта вы не контролируете, когда от вас чемоданами книги вывозят?! — взорвался Иван. — Увидели! Нате вам!.. Контролеры, краеведы…

— Спокойно, Ваня, — сказала Анна. — Пусть делают опись. У вас в портфеле молоток найдется? Чтобы ящики потом забить?

— Найдется, — сказал Хохмачев и приступил к первому ящику. С помощью ножа он оторвал крышку, вынул первую книгу, полистал и стал писать что-то на бумаге. Анна, перегнувшись через плечо, заглянула.

«№ 1. Книга большая, черная, написанная на древнерусском языке, — быстро, писал учитель истории. — Потрепанная, в кожаном переплете с застежками…»

Жуков тоже заглянул в бумагу, пожал плечами.

— Николай Сергеич, по-моему, они все тут большие, черные и потрепанные, — сказал он. — Что толку писать?

— А как же тогда зафиксировать? Из района же…

— А давайте взвесим их и по весу справку напишем? — предложил заведующий отделом культуры.

На берегу великой сибирской реки у села Еганово произошел беспрецедентный акт оценки литературного наследия Древней Руси. Книги прямо в ящиках ставили на складские весы, устанавливали гири и фиксировали вес: сначала брутто, затем нетто. По окончании операции на свет был произведен документ, в котором говорилось, что археографической экспедицией Сибирского отделения Академии наук СССР из Егановского района вывезено триста семнадцать килограммов рукописных и старопечатных книг, собранных у жителей-старообрядцев. И стояла дата — 28 июня 1961 года — года, когда человек проник в космическое, холодное пространство.