Поспелов встал, стряхнул с одежды мучную пыль, шагнул к двери.
— Я подумаю… И попробую!
— Не забывай, тебе надо поторопиться, чтобы не стать вместо святого крайним.
Увы, катастрофа уже произошла…
— Да-да! Я помню… Обязательно попробую. Только в любом случае сначала принесу теплую одежду и постель. Никогда не смогу спокойно смотреть на зябнущую женщину.
— Это голос мужа, — вслед проронила Маша. — Я этого не забуду.
Уходя наверх за постелью, он не запирал темницу, но она даже не сделала попытки побега — а удрать было просто: открыв окно. Теперь Поспелов окончательно уверился: начни выгонять — не уйдет…
А пришельцы, тем не менее, продолжали затягивать удавку: едва Поспелов поднялся наверх, как в доме отключился свет.
Он проверил пробки — все в порядке, значит, повреждение на линии. Пришлось стиснуть зубы и переключиться на аварийное питание, но аккумуляторный блок оказался посаженным до нуля — где-то поблизости подняли в воздух «ромашку» — систему «Ореол». Когда же Георгий запустил движок электростанции и все-таки включил радиостанцию, выяснилось, что эфир забит помехами на всех диапазонах и радиопроходимость нулевая…
Оставался единственный способ связи с Москвой: по космическому телефону выйти на коммутатор погранотряда и, назвав особый пароль, попросить соединить с Зарембой по домашнему или рабочемутелефону. Это проходило в любом случае — «ромашка» не действовала на спутник связи, однако сообщение, пришлось бы шифровать и передавать голосом набор цифр. Времени на шифрование не оставалось: следовало послушать ясновидящую из темницы и поторопиться доложить о катастрофе. «Чтобы быть первым, а не крайним».
Заремба оказался в своем кабинете…
— Здравствуй, брат, здравствуй дорогой, — сразу же затрещал Георгий, задавая тон и ключ к разговору. — Все ли живы-здоровы в твоем таборе? Как повозки дошли, как лошади?
— Да слава Богу, рома! — подхватил Заремба. — А что ты так заволновался?
— Я же больного крестника с другим табором отправил, в кибитку с добром посадил, а с тобой надо было послать. С тобой бы он не пропал.
— А, рома, куда твой крестник денется? Довезут, напоят-накормят, в самый лучший шатер определят.
— Сон я дурной видел, — сказал Поспелов. — Будто кони в дороге пали, а кибитка опрокинулась все добро прахом пошло, и крестник мой убился.
— Худой сон, — Заремба сделал паузу. — Да в руку ли?
— В руку, брат, в руку. Мои сны сбываются. И в твоем таборе беда: черный человек прибился. Весь табор сглазит!
— Тоже во сне видел?
— Видел да смутно, лица не разглядел, но голос слышал. Будто шепчет тебе на ухо: посади, мол, крестника в кибитку с добром и золото туда же спрячь. Пошли мне весточку, брат, а то нет мне тут покоя и весь табор на ноги поднял. Люди обиженные, мстить будут.
— Да уж чувствую, не до сна тебе, — посочувствовал Заремба и отключился.
Поспелов добрел до своей комнаты, однако там не оказалось постели, а в окна без единого стекла тянуло холодным, преддождевым ветром, суконное одеяло, которым был завешен пустой проем, вздувалось парусом. И все-таки он лег, но, засыпая, подумал, что не сможет проснуться сам через два часа, чтобы поставить Татьяне укол..
Но вышло, спал ровно два часа. Ветер на улице не улегся и дождь не пролился, значит пойдет с утра… Поспелов осторожно пробрался в спальню «жены» — во сне она тяжело дышала, яблоки глаз двигались под прикрытыми веками: вероятно, был температурный кошмар. Он приготовил шприц и тихонько растолкал Татьяну.
— Подставляй, пора.
Едва он сделал укол, как на пульте связи замигала лампочка: Москва требо,вала срочной связи. Пришельцы сняли блокаду…
Поспелов открыл потайную комнату, не включая света, почти наугад ткнул кнопку и взял трубку радиостанции.
Голос Зарембы звучал, будто из могилы.
— Спишь что ли, хрен моржовый! Опять вещие сны смотришь?
— Сплю, — сказал Георгий. — Едва голову оторвал…
— Транспортник гробанулся в семидесяти километрах от Петрозаводска, сообщил полковник. — Дозаправился в гражданском аэропорту, взлетел и через шесть минут взорвался.
— Да я знаю…
— Откуда знаешь, Гоша? Откуда?!
— Во сне видел.
— Я тебя понял. Я твой сон начальству пересказывать не буду. Давай объективную причину и происхождение информации.
— Анонимка, — мгновенно ответил Поспелов. — Предупредили по оперативной радиостанции.
— Чудеса…
— Не чудеса, а «бермудский треугольник».
— Что намерен-делать? Запомни, руководство вернулось в полном удовлетворении.
Тебе посулили героя России, всем остальным — ордена. Празднуют в конторе победу.
Требуют побыстрее сворачивать разведоперацию, а всю агентуру — в отпуска.
— Это можно, — отозвался Поспелов. — Только мне агент Рем еще потребуется на некоторое время.
— Что ты там придумал?
— Да так, ничего особенного, хочу сходить в разведку. Есть одно заманчивое предложение, точнее, тонкий намек на сотрудничество.
— Без обеспечения и поддержки — никаких разведок! Они выманят тебя и прикончат.
— Захотели бы — давно прикончили вместе с агентурной сетью, женами и любовницами.
А не кончают — значит я им нужен.
— Ладно придуриваться! — чуть ли не закричал Заремба. — Ты же представляешь, с какой силой мы столкнулись. Видел, как четко проводят свои операции? Как ловко тебе аэродром подсунули!
— Нам подсунули, Александр Васильевич, нам!
— Да, нам. А теперь попробуй докажи в конторе, что это подставка? Что все они обмишурились?..
— Все равно, пока есть возможность занырнуть к «драконам», надо ее использовать.
Иначе так и будешь подставные головы рубить.
— Ты все продумал? Все взвесил?
— В общем, все. Осталось только выспаться.
— Ну, гляди, я тебе разрешения не давал, а ты не спрашивал.
— Понял! — с удовольствием сказал Поспелов и отключился.
Он посидел за столом потайной комнаты — «песок» резал глаза, хотелось положить голову на свободный краешек столешницы и поспать хотя бы еще час: откорректированное усталостью сознание почти не воспринимало остроты реального положения. Почти наугад Георгий набрал код Ромула по местной связи и, ожидая ответа, прикрыл глаза. Когда же встрепенулся — прошел час, а вызов все шел и шел в безмолвный эфир. Это заставило проснуться окончательно. Он еще раз и теперь аккуратно надавил сенсорйые кнопки Ромул не отвечала…