— Да они же — гуманоиды! — возразил старшой. — Гляди вон, кино наше крутят.
Значит, все предусмотрели. Уж пожрать дадут наверняка. Только когда вот вопрос!
Шура с Игорьком в обсуждении активного участия, по земным меркам, не принимали, чтобы не нарваться: мол, зеленые еще, чтобы вякать. А Паша хоть уже и имел право, но, видно, переживал за молодую жену и помалкивал.
— Надо постучать, пусть открывают кормушки! — сказал опытный Азарий, по-прежнему глядя в иллюминатор. — И правда бы поесть. С утра маковой росинки…
И тут неожиданно в разговор вступил зеленый Шура:
— Мужики… Я, конечно, дико извиняюсь. Но вы себя со стороны бы послушали. О чем вы говорите?! Вслушайтесь!
— Вы же с ума сходите! — поддержал его Игорь. — С нами происходит страшное! Невероятные вещи творятся! Это же не поддается… здравому рассудку!
— Даже если мы вернемся… — чуть не плакал и крепился Шура. — Нас всех упрячут на психу. Спета наша песенка, ребята… А вы — про еду, про вино.
— Нам ни в коем случае не нужно верить в то, что происходит, заключил Шура. — Пусть считается сон. Проснемся — все пройдет сразу. И если когда вернемся… назад, придется молчать до самой смерти.
— А вы чему радуетесь? — спросил Игорь. — Чему вы…
Договорить он не успел, потому что на глазах у всех возле каждого кресла что-то зажужжало и от стены медленно отвалились шесть сегментов, на каждом из которых лежало по большому пластмассовому тубу с двумя поменьше размером в тюбик с зубной пастой.
— Это жратва! — мгновенно определил Лобан, схватив со своего стола туб побольше. — Ешкин кот, вот это ненавязчивый сервис!
Он скрутил крышку и потянул ко рту, но Азарий рявкнул:
— Положи, дура! Накормят чем-нибудь — с параши не слезешь… Эй, вы, со здравым рассудком! Ну-ка взяли и попробовали.
Молодяшки стояли, молчали мрачно. — Кому было сказано? — прикрикнул старшой.
— Вы тут свои земные зековские законы не устанавливайте, — осмелел Шура.
— Между прочим, мы в космосе, — поддержал Игорь. — И порядки должны быть соответствующие.
— Кому не нравятся земные законы, я сейчас того выпущу в открытый космос, — с присущей ему убедительностью пообещал Азарий, даже на секунду не отрываясь от иллюминатора.
— Сам пробу сниму, — заявил Тимоха, снимая конфликт. — Я один раз с голодухи прошлогоднюю сохачью шкуру сжевал — хоть бы что.
Он понюхал из туба, выдавил на ладонь зеленой густой слизи, протер между пальцами, наконец, лизнул. Десантура смотрела с пристрастным любопытством и опаской, как на самоубийцу. Тимоха запрокинул голову и даванул из туба себе в рот, почмокал — что-то будто не понял.
— Эй, ну? — не сдержался Лобан. — Как? Как оно?
— Есть эту заразу невозможно, — трагически заключил испытатель. Хуже гнилой шкуры. Трава травой. Хоть бы кусочек мяса положили, сволочи! Ведь десантуру на свой борт взяли, не вегетарианцев.
— На что хоть похоже? — побаивался еще Лобан. — По вкусу? Пахнет, как ранешная ливерная колбаса…
Тимоха вдавил в рот порцию побольше.
— Если бы как ливерная! — мечтательно произнес с гадливым выражением лица. — А то как… дерьмо. Или голландская тушенка по три восемьсот.
— Я дерьмо не пробовал! — мгновенно отказался старшой.
— Сейчас наешься, — посулил Тимоха. — На всякий случай, мужики, ищите дверь в сортир.
Избавленные от опытов Шура с Игорем стали щупать и простукивать стены, за ними бросились в розыски все остальные, кроме Азария. Если приспичит, а туалета нет, это что же будет на борту?! На земле потом вспомнить будет стыдно. Это же не АН-2, тут на лету дверь не откроешь и не повисишь в свое удовольствие, как летучая мышь…
Сортира не было! Видно, после марсианской этой пищи он и не нужен вовсе, может, перерабатывается без остатка, но от земного-то груза как избавиться? А мужиков, между тем, давно уже всех приперло, и каждый боялся опарафиниться на людях — на земле потом, сволочи, житья не дадут, приколами забодают!
Даже Азарий не сдержался, громыхнул в стену.
— Парашу давай, начальник! А то ваше дерьмо жрать не будем!
На экране телевизора между тем тоже показывали обед: толстый таможенник никак не хотел есть черную икру ложкой и просил хлеба — те же проблемы, что в космосе…
Гуманоиды почему-то никак не хотели проявлять свою расписанную в газетах гуманность. Тимоха тем временем доел содержимое большого туба и переключился на маленькие.
— Ну и гадость! — кряхтел. — Сопли! Самые натуральные!
— А у нас в «мабуте» тридцать банок тушенки осталось, — тоскливо протянул голодный Лобан. — Она хоть и китайская, да все-таки земная.
— В принципе, и к такой пище можно привыкнуть, — сыто рыгая, сообщил Тимоха и уселся в кресло. — Помаешься года три и привыкнешь. Голландское дерьмо же кушаем, ничего…
И подскочил вдруг, будто его снизу шилом кольнуло.
Сидение кресла раздвинулось и обнажился серебристый металлический унитаз, встроенный в единственную толстую ножку.
— Говорю же — сервис! — вдохновился Лобан и набросился на свои тюбики. За ним вся десантура, и ждать не стали, когда пройдет два часа и у Тимохи пойдет процесс.
Космическую жратву умяли в минуту — жевать-то не надо. И оказалось не так уж плохо, как утверждал испытатель. Тут же расселись по креслам, приготовились на всякий случай. Один Азарий, словно часовой на посту, остался у иллюминатора, любуясь звездами и бесконечным пространством.
— Ешь, звездочет! — предложил Лобан. — Да закрой эту дыру на фиг! Когда ее не видно, вроде и жить можно.
Азарий даже взглядом его не удостоил. Между тем обед и индивидуальные сортиры подняли тонус команды на знакомый послеобеденный уровень: Кое-кто уже и дрыхнуть изготовился, откинувшись на спинку, которая тут же норовила принять горизонтальное положение, едва коснешься головой. Старшой балагурил:
— Вообще-то кайф, мужики. Чего бы мы сейчас на Земле сидели? Там пахать надо, все дорого. Тут сплошная халява. Там дома бабы пилят, ребятишки орут… Кстати о бабах. Может, оно того? Может, после обеда из этого кресла девку подадут?
— Губенку-то закатай! — проворчал Тимоха. — Людка твоя узнает головенку-то тебе смахнет. Не смотри что в космосе.
— Да хоть электронную, хрен с ней, — согласился Лобан. — Главное, чтоб как живая была. За электронную-то не смахнет.
— А если гуманоидку подсунут? — с опаской и серьезно предположил молодожен Пашка. — При таком сервисе могут… А они же, сами видали, уроды. Вместо носов грибы какие-то. Я не смогу. Психологический барьер у меня.
— Мне же по фигу! — расхрабрился как всегда старшой, когда дело касалось женщин. — У тебя, Павле, опыта мало еще. Известно же, баб некрасивых не бывает. Бывает мало водки. Мне б сейчас стакан с рубчиком налили, я бы с самой жуткой гуманоидкой поспал.