— Дядь Слав, скажи им, что мы в армию непригодны, — тоскливо попросил младший. — Скажи, что свидетельства подложные…
— Ладно, не ной! — оборвал его старший. — Отсидим, отслужим и вернёмся. И тогда отомстим!
— Сделай что-нибудь, дядя Слава, — зашептал младший. — Ты же колдун, ты же все можешь! Сделай так, чтобы наручники рассыпались, чтобы все вернулось, как было… Сделай? Ты ведь оживил Милю?
Омоновец не услышал, но что-то заподозрил, шевельнул стволом в сторону Ражного.
— Отойди. Я сказал, отойди от задержанных!
— Так бывает в сказках, — сказал Ражный. — От волшебных слов спадают цепи, и все возвращается к прежнему состоянию… Но я не знаю таких слов.
— Хватит реветь! — огрызнулся старший брат и глянул на Ражного. — Надо уметь держать удар.
— А как же Миля?..
— Да её удавить мало!
Младший поднял печальные глаза.
— Не давай её в обиду, дядя Слава… Ты ведь это можешь?
— Не дам, — пообещал Ражный. — Служите спокойно.
— Агошкову скажи, подло так поступать… Мы его на свадьбу, а он…
Бежавший в леса егерь был лёгок на помине и пришёл на базу через полтора часа, как увезли пойманных братьев. Обтянутый тёмной кожей скелет каким-то образом передвигался, причём, быстро и ловко, почти мгновенно меняя направление, как летающая тарелка.
Зажившие было царапины на щеках, оставленные Милей, с началом великого поста вновь открылись и теперь постоянно мокли от сукровицы…
— Со свадьбы летишь? — спросил Ражный.
— Да уж, сыграли свадебку, — проскрипел Агошков. — Покричали «горько».,.
— Младший на тебя думает, старший — на меня…. Кто-то из нас сдал.
— Эх, Сергеич!.. Добрые парни были, да все из-за московской твари, — казалось, в этой мумии нет уже места чувствам, однако в огромных, влажных глазах стояли горечь и боль. — Они сначала между собой распазгались, не могли поделить, кто первый спать с ней будет. Старший поскакал в деревню, будто бы на свадьбу кого-то пригласить, а сам за этой стервой следил. И как увидел, что к тебе пришла — к участковому полетел, писать донос на тебя и брата сдавать, чтоб вам не досталась. А получилось, обоих замели…
Ражный слушал его скрипучую речь, перемежаемую стуком костей, и мысленно соглашался с Милей: времена действительно были библейскими, и новое человечество начиналось точно так же, как прежнее, от Каина и Авеля…
К суду Ослаба следовало готовиться точно так же, как к Свадебному или Святому Пиру; иными словами, освободить все зависимые, невольные души, раздать долги и, при желании, проститься с кем нужно. И все проделать так, чтобы никто из окружающих этого не заметил, не почувствовал, и лишь потом, когда пролетит молва о состоявшемся суде, о гибели на ристалище или бранном поле, миг этот вспомнился. Или, напротив, если оправдали тебя, если живым и невредимым вернулся со Сбора, никому и в голову не придёт, что ты приходил прощаться. Некоторые араксы, погрязшие в мир с головой, оттягивали срок суда на год, а то и больше, ссылаясь на многочисленное семейство, челядь и рабов, но таким образом избегнуть суда никому не удавалось, хотя путь был открыт всегда — выйти из лона Сергиева воинства.
Готовиться к Судной Роще Ражный мысленно начал ещё по пути из Вятскополянского Урочища. Как и перед Свадебным Пиром, особенно не переживал, поскольку был холост, бездетен, не имел подневольных душ, могущих пропасть без него, а остальное, полагал, можно решить в считанные дни. По пути заехал к охотоведу Баруздину, сказать, что в этом сезоне охоты, скорее всего, не будет, но тот обрадовался и стал вываливать на стол заявки.
— Нынче у нас урожайный год будет! — ликовал он. — Заказ на девять лосиных охот, двенадцать кабаньих, пять волчьих и две медвежьих на берлогах! И все иностранцы, платят наличными. А главное, выходим на королевский уровень. Норвежский принц едет! За кабаном!
Пришлось разочаровать охотоведа — текущие житейские дела не являлись долгом, который следовало возвращать, но чтобы не оставить обиженного, Ражный позволил в его отсутствие пользоваться базой, угодьями и егерями по своему усмотрению.
И когда вернулся домой, все-таки застал там одну подневольную душу. Впрочем, сам он не считал её таковой, зная страсть и стремление её к жизни; души этой хватило бы на целое новое человечество.
Миля ждала его уже несколько дней, тайно от Карпенко ночуя в кочегарке или с собаками в вольере.
— Спаси Максов, — без всяких прелюдий сказала она. — Помоги мне.
Братьев Трапезниковых он тоже не относил к душам рабским. Ещё было поискать среди мирского люда таких вольных…
— Я должен скоро уехать, — проговорил Ражный, глядя в сторону. — По пути заеду в город, попробую помочь….
Она как всегда ничего не хотела слышать, взмолилась:
— Нельзя медлить! Сейчас решается их судьба!. Помоги! Они погибнут в этом мире. Никогда не смогут понять его, принять… В тюрьме они просто умрут от тоски! Ты же знаешь, как умирают от тоски? Пусть идут в армию, но не в тюрьму! А я их буду ждать. Я так сильно буду ждать, что им станет легче.
Он сел к ней спиной на ступени — она дышала в затылок.
Не так-то и легко было отдать накопившиеся долги…
— Добро… Завтра поеду, — сказал он. — Но запомни: могу спасти их от гибели, но никогда не спасу от судьбы.
— А можно, я останусь здесь, на базе, и подожду, когда ты вернёшься? — попросила она, обжигая затылок дыханием. — Не бойся, я мешать не буду. Ты даже не заметишь меня.
— Нельзя, — отрезал он.
— Но я не могу вернуться в Зелёный Берег. Родители Максов считают виновной меня и прогоняют. А в лесу холодно…
Душа у Ражного дрогнула.
— Ладно, подожди на базе…
— Тогда скажи Карпенко, чтобы не выгонял из кочегарки.
— Скажу…
Несмотря на поздний вечер, Ражный развернулся и поехал в город, рассчитав по времени, что как раз поспеет к открытию учреждений. Теперь ему чудилось, будто по крайней мере два человека дышат у него за спиной, все время подгоняя и заставляя оглядываться.
В областном военкомате ему сказали, что братья Трапезниковы находятся в ведении военной прокуратуры и им грозит срок до пяти лет лишения свободы за злостное уклонение от службы в армии и сопротивление силам правопорядка с нанесением телесных повреждений средней тяжести: два омоновца с сотрясением мозга и офицер со сломанной рукой находились в больнице. В прокуратуре ему в точности повторили формулировку обвинения и намекнули, что никакие ходатайства на областном уровне им уже не помогут.
— Это что за силы правопорядка такие, если два необученных парня поколотили пятерых? — ворчливо спросил он и, не дожидаясь ответа, ушёл.