Другая категория воров менее профессиональная, но и более массовая. По уверению Диляры, именно из-за них «Эдем» терпел сокрушительные убытки. Это экстремалы, любители острых ощущений. Впрочем, воруют они не только ради порции адреналина, но и ради самих продуктов.
Вот возьмем девочку Катю. Девочка Катя страстно любит косметику. Но покупать она ее не может – не те у Кати заработки. Или может, но не все, на что взгляд упадет. А хочется ведь и то, и пятое, и десятое. Впрочем, по мере незаконного приобретения косметики ей уже ничего не хочется. У нее дома уже завались и теней для глаз, и блеска для губ. Подруги завидуют, мама недоумевает. А Кате важны уже не тени да румяна, ей сладок только тот миг, когда она с сильно бьющимся сердцем выходит из дверей магазина – не пойманная! свободная! – с заветной добычей в кармане! А потом она, пойманная, плачет в подсобке и клянется, что «в последний раз», что «забыла оплатить покупку», что «после экзамена и потому такая рассеянная». Да что там Катя! Есть некая жена богатого человека, очень импозантная и милая дамочка. Она прячет в широкий рукав норковой шубки все что попало, и если ее ловят на горяченьком – даже особо не расстраивается, не плачет и не оправдывается. Она просто звонит мужу, тот приезжает, оплачивает штраф и увозит красавицу жену. На губах у нее играет нежная улыбка, глаза полуприкрыты, высокая грудь вздымается… Дома их, вероятнее всего, ждет роскошный секс. Молодая жена богатого человека обожает риск, для нее эта психологическая встряска – способ снять стресс, разбавить пресноватую жизнь чем-то острым, запретным.
– За границей есть еще евробомжи, – поведала мне Диляра. – У нас, на наше счастье, нет.
Я видела евробомжа. Вернее, слышала о молодом человеке, который стал на скользкий путь евробомжевания. Мне жаловалась на своего сына баронесса Макмиллан. Бертрам Артур Третий Макмиллан поступил в университет, где попал в дурную компанию. Он научился плохим вещам – ладно бы пить и курить, а то выражать социальный протест. Дело дошло до того, что Арти, наследник миллионного состояния и потомственный аристократ, совершенно отказался от любых контактов с деньгами. Мне казалось, что в наше время, когда за все можно платить по карте или прямо через Интернет, есть возможность вовсе не брать в руки презренного металла. Но у Бертрама Артура были глубокие и искренние убеждения. Жил он в заброшенном кемпинге, питался чем бог пошлет. Вернее, тем, что старательно раскидывали в округе слуги клана Макмиллан. Не знаю уж, что Артур там себе думал. Может быть, предполагал в наивности своей, что ланкаширские хот-поты растут на деревьях, сырные пироги прут из-под земли, как шампиньоны, а ростбифы летают по небу, обливаясь попутно соусом. Но Арти худо-бедно кушал каждый день, а все остальные предметы своего нехитрого быта предпочитал присваивать в магазинах.
– Ну, есть еще клептоманы. Этих мы наперечет знаем. Есть Оля, есть Елизавета Яковлевна, есть мальчик Витя.
Елизавета Яковлевна, между прочим, вполне приличная была дама. Всю жизнь преподавала в институте какой-то скучный, но необходимый предмет. Дома у нее был муж – тоже скучный, но, как выяснилось, менее надежный. Предмет-то Елизавету Яковлевну никогда не подводил, а вот муж однажды подвел – собрался и ушел. В новую жизнь, в новую семью. Елизавета Яковлевна некоторое время продержалась на оскорбленном женском достоинстве, но потом оно кончилось. Желание посмотреть на проклятую разлучницу было нестерпимым. Добрые люди указали, где ее искать. Разлучница оказалась разбитной девахой в рыжих крашеных кудельках, она торговала на вещевом рынке всякими чулочно-носочными изделиями.
– Чего вам, дама? – поинтересовалась соперница, когда Елизавета Яковлевна остановилась возле ее прилавка.
Устроить сцену и повыдергать наглой рыжей девке все ее крашеные патлы Елизавете Яковлевне не позволило воспитание. Сжав свои и без того тонкие губы, она купила у той две пары махровых носков и дамские гамаши с начесом. Девица торговала невнимательно, перекликалась со своей товаркой по соседству. Обсуждала свою личную и семейную жизнь. С насмешкой рассказывала о том, как «ейный дурак все деньги на цветы потратил». Хотя она говорила ему купить сала, картофеля и огурцов – сделать на зиму соленье. При упоминании о дураке у Елизаветы Яковлевны поднялось давление и участилось сердцебиение. Она оперлась на прилавок, потянула на себя чулочно-носочный ассортимент, и вдруг пара чулок с кружевными резинками сами собой спланировали к ней в сумку.
Давление немедленно опустилось до нормы, пульс унялся. Елизавета Яковлевна ушла домой. Дома рассмотрела чулки, испытала угрызения совести – но как-то вполсилы, рассудочно. Она всегда была честная, чужого не брала, так почему же эта рыжая украла у нее Леонида? Чулки – это еще малая плата…
Она приходила к девице еще пару раз, крала по мелочи то колготки, то носочки и всякий раз чувствовала себя отмщенной. Самочувствие приходило в норму. Елизавета Яковлевна выздоравливала. Со временем дама обнаружила, что положительный эффект наблюдается даже в том случае, если воровать не у соперницы, а у кого угодно. Все равно эти девки все одинаковые – наглые, разнузданные, с хриплыми голосами и вульгарными жестами. Красть дамочка все так же предпочитала чулочно-носочные изделия, но со временем перешла на предметы женского обихода вообще. «Ходила на дело» женщина примерно раз в месяц, каждый раз ощущая перед кражей необыкновенное напряжение душевных сил, настоящий подъем. С украденным предметом напряжение разрешалось, наступало чувство удовлетворения и облегчения. Потом приходили угрызения совести. Они мучили Елизавету до такой степени, что она даже была не в состоянии распорядиться краденым имуществом. Один вид украденного шампуня доставлял ей моральные страдания, и скоро она приспособилась выбрасывать сворованное в урну непосредственно после кражи. Так-то оно было легче и проще.
Елизавета Яковлевна стала записной клептоманкой. Однажды она попалась. Ее подвергли психиатрическому освидетельствованию и поставили редкий диагноз – клептомания. Самая настоящая, как по учебнику. Она дважды ложилась в разного рода лечебницы, там ее немного приводили в порядок, но вскоре все повторялось. В «Эдем» Елизавета Яковлевна наведывалась примерно раз в полгода. На нее даже не обращали особого внимания – просто охранник догонял ее и изымал награбленное. Несчастная женщина не стремилась прихватить более дорогой товар, она брала то, что под руку подвернется, и в конце концов даже охранник стал лениться за ней бегать. Он просто дожидался, когда та покинет магазин и опустит украденное в урну, тогда выходил вслед за клептоманкой, выуживал товар, слегка обмахивал и водворял обратно на прилавок.
– А самая неприятная категория – это мелкие пакостники, – брезгливо сказала Диляра. – Придет одна такая, перемажет на себя все кремы, выльет по полфлакона разных духов… Умудряются выковырять стержни помад из тестеров, тональные крема в свои баночки сливают, пудру ссыпают в специальные кулечки, а ведь если тестера нет, то наши шансы продать товар существенно снижаются, понимаешь?
Я понимала. Мой вчерашний успех не повторился. Посетителей было мало, и тех продавщицы обслуживали без моего участия.
– У нас всегда так тихо?