Через год умерла няня Паша, мать стала давать уроки музыки, а Жан сказал маме, что поступил в институт, сам же пошел работать на станцию «Москва-Товарная».
– Институт я, правда, тоже закончил, но потом, – признался Макаров. – И не химический – химию-то уже подзабыл к тому времени. А торгово-промышленный. Но вот хобби осталось. Видела бы ты мою коллекцию! У меня есть и «Joy» Пату, и «L’Heure Bleue» Герлена. Свой нос я тренирую. Но вот беда – в жизни развитое обоняние только мешает. Не могу ездить в общественном транспорте, к примеру. Особенно летом. Переполненный вагон в метро, и запахи, запахи… Дешевые дезодоранты, некачественные духи, лосьоны после бритья, крема для тела, лаки для волос… Все остальные пассажиры едут – и ничего, даже не морщатся, а мне от этого амбре дурно становится. Да и улицы тоже ведь не фиалками благоухают. Знаете, ведь каждый город, как и каждый человек, имеет свой, только ему присущий запах…
– И чем пахнет Москва?
– Не буду говорить, чтобы вас не шокировать. А знаете, какой город пахнет хуже всего? Ни за что не догадаетесь! Венеция!
– Что вы! Там ведь так красиво. Когда я…
Тут я припомнила-таки, что я – это Настя, и выкрутилась:
– Когда я смотрела один фильм про Венецию…
– Красиво, конечно. Но веками не чищенные каналы…
– То есть от развитого обоняния одни проблемы?
– Да ведь я не жалуюсь, Настенька. Это удовольствие – иметь такой дар. Вот и вы, я угадал, неравнодушны к духам больше, чем среднестатистическая девушка. Ведь это так?
– Ну, до вас мне далеко, – созналась я. – А можно как-нибудь развить обоняние? Или с этим нужно родиться?
– Уверен, что можно. Да ведь вы мне льстите, Настя. У меня нос так себе, среднестатистический нос. Даже если бы я получил специальность парфюмера – все равно самое большее, на что бы я мог рассчитывать, это место технолога-парфюмера на каком-нибудь заводе. Запомнить несколько десятков запахов и следить за производством отдушки для мыла. Чтобы самому создавать композиции, для этого талант от Бога должен быть…
Нам подали кофе. Кофе мне показался очень вкусным. В обществе Макарова все казалось вкусным. Он сам ел с аппетитом, пил с удовольствием, говорил с воодушевлением. От него исходил тот же самый ток, что я почувствовала от сестры – ток человека, довольного жизнью. Упивающегося жизнью. Нашедшего себя в ней.
Именно то, чего не хватало мне.
– А кофе тут дрянь, – заявил Макаров. – Поехали ко мне, я угощу тебя настоящим кофе. Заодно коллекцию посмотришь.
И снова я должна была отказаться, если по уму.
Но я встала и последовала за Макаровым, как маленький гражданин города Гаммельна – за Крысоловом.
В большой и светлой квартире Макарова под коллекцию парфюма была отведена целая комната – маленькая и темная. Там окно было закрыто плотной шторой, и за опаловыми стеклами шкафов виднелись бесчисленные флаконы и коробочки.
– Вот, – сказал Макаров, приоткрывая дверку и снимая с полки коробку с зелеными и золотыми разводами. В коробке был футляр, а уж в футляре – округлый флакон с крошечной золотой этикеткой, всклянь наполненный жидкостью цвета каштанового меда.
– Вот. Это и есть первый шипр Коти. Год выпуска – 1917-й. Знаете, Настя, для женского аромата того времени сочетание ладана, дубового мха, бергамота и пачулей звучало новаторски. Кстати, именно в этих духах впервые использовалось вещество хинолин, придающее им горьковато-кожаный аромат. Сейчас это вещество уже не используется, оно оказалось страшно ядовитым, канцерогенным. Да и вообще, «Chypre» Коти сейчас не производится. Но какое это чудо, если бы вы знали! В мире немного их уцелело. И еще меньше – невскрытых. Насколько я знаю, их всего полтора десятка штук, и в основном по музеям парфюмерии. Хотите понюхать, Настя?
– Что вы, – пролепетала я. – Не нужно!
Макаров уже взялся за стеклянную пробочку.
– Этот шипр начинается цитрусовым ярким утром, его день благоухает нежными цветами в момент прощального увядания, расцвет приходится на вечер: прозрачное, горькое, пудровое, смолистое звучание. Его нужно носить осенью, чтобы его аромат смешивался с запахом палой листвы, дождя, с дыханием приближающейся зимы…
Пробка не поддавалась.
– Не открываются, – огорченно сказал Жан, разглядывая крышку. – Ишь… Ну ничего, я знаю пару приемов. Нужно минут на пятнадцать положить флакон в морозильник, потом взять каплю глицерина, нанести на…
– Не надо, прошу, – взмолилась я. – У вас здесь есть, что понюхать и без того. А это что?
В круглой стеклянной банке лежал крошечный комочек вещества, напоминающего катышек сероватого воска.
– У вас уникальное чутье на необычные вещи, – пришел в восторг Макаров. – Это амбра. Драгоценная амбра!
– Кажется, это нектар какого-то цветка?
Большей глупости я ляпнуть не могла. Макаров даже нахмурился.
– Что вы! Амбра – это кишечные выделения кашалотов.
«Фу, – подумала я. – Зачем я спросила».
– Древние люди считали, что это – застывшая слюна дракона, помет таинственной птицы Рух или пчелиный воск, и только в девятнадцатом веке ученые установили их истинное происхождение. Амбра образуется в желудках у кашалотов и прочих китовых и в воду попадает… гм… вполне естественным путем. Считается, что в желудке амбра необходима для того, чтобы кашалоты могли залечивать раны, нанесенные кальмарами, – это основная пища кашалотов, а у кальмаров, как известно, эдакие длинные острые клювы… И вот в воде Индийского океана и теплых австралийских морей и находят эти комья. Сначала они темно-серые или черные, с резким тошнотворным запахом…
– Немудрено, – кивнула я.
– И прежде чем стать составной частью драгоценных духов, амбре предстоит пройти ряд перевоплощений! Несколько лет после сбора амбру выдерживают в соленой воде, и под ее воздействием амбра приобретает благородный аромат, она постепенно светлеет, становится коричневой или светло-серой. Чем дольше амбра находится в воде, тем светлее она становится и тем дороже продается, поэтому самой дорогой и самой ценной амброй считается та, которая пролежала в воде более сотни лет. Она совсем белая и издает настолько притягательный, необъяснимый аромат, что это почти невозможно выдержать. За килограмм такой амбры платят по пятьдесят тысяч евро, да и то считают эту покупку исключительным, баснословным везением! Как описать вам этот аромат? Это мускус, и табачный дым, и древесина, и влажная земля после дождя, и древние янтарные смолы… Одним словом, запах получается странным, если использовать его сам по себе. Именно поэтому духов только лишь из амбры не существует, а не только потому, что они будут слишком дорогими. Амбра – это идеальный, совершенный закрепитель запахов, поэтому высокую парфюмерию без амбры представить практически невозможно. Хотя бы десятая доля капли, добавленная в духи, позволит нанесенному на тело аромату сохранять стойкость в течение суток. А ведь именно уровень стойкости – один из параметров, по которым мы отличаем дешевую подделку от настоящих дорогих духов! Но амбра в качестве фиксатора подходит далеко не для всех духов, у этого вещества мощная индивидуальность, эта субстанция почти одушевлена, и ее присутствие вызывает в человеке необъяснимое, подсознательное чувство тепла… А значит, те ароматы, что претендуют быть свежими – зелеными, озоновыми, морскими, – закрепляются без участия амбры, другими способами.