Таким образом руководство магазина боролось с воровством персонала, которое первое время, до принятых мер, превосходило все мыслимые и немыслимые пределы. Девицы тащили все, что плохо лежало, не брезговали ни тестерами, ни пробниками, ни подарками, полагавшимся покупателям по акциям.
Теперь воровство поутихло, но некоторые нечистые на руку особы все же ухитрялись пополнить свои косметички за счет магазина. Дорогие кремы прятали в рукава, тюбики помады помещались за резинку чулок, плоские пудреницы рыбками ныряли в декольте. Охранникам было приказано послеживать за персоналом, и случалось так, что то одну, то другую продавщицу обыскивали, и порой небезрезультатно. Формально охранники не имели права устраивать обыск, но девушки им позволяли это делать.
Почему?
Некоторые не хотели терять работу, некоторые – не желали связываться с милицией, в основном же у них просто не было чувства собственного достоинства, и они не видели в обыске ничего дурного или унизительного!
Я и думать не могла, что меня это коснется!
Я уже переоделась после смены и собиралась выходить, когда в комнату для персонала зашел охранник Саня. Девицы, не успевшие одеться, завизжали, но в этом визге было больше восторженного поощрения, чем оскорбленной скромности.
Саня подошел ко мне.
– Позвольте вашу сумочку, барышня.
Я механически спрятала руку с сумочкой за спину.
И услышала язвительный смех.
Смеялась, несомненно, Маргарита.
– Вашу сумочку, – повторил охранник. Его благообразная физиономия совершенно не изменилась, только в лице появилось нечто неприятное. – Анастасия, это в ваших же интересах.
– Отдай ему, – толкнула меня в спину Диляра.
Я мысленно поклялась, что зарвавшемуся наглецу Сане это выйдет боком, и отдала сумку. Это была моя собственная сумка, не Стасина, единственная в своем роде сумка-трансформер замечательного мастера Анджея Ковача, и в ней имелась масса карманов, но охранник словно знал, в какой карман заглянуть первым…
А может, он и правда знал?
Очень дорогой крем.
Чрезмерно дорогой.
Интересно, что в нем такого – за эти деньги?
Истолченный жемчуг? Снег с крыльев ангелов? Слюна розового дельфина-альбиноса, самого редкого животного на Земле?
– Нехорошо, Анастасия, – елейным тоном сказал негодяй Саня. – И всего-то на третий день работы… Неужели удержаться нет сил. Эх, девчата, девчата, и на что вы готовы пойти ради косметики! Ну, довольно разговоров. Пройдемте в кабинет к Акулине.
Девицы смотрели на меня с нескрываемым любопытством, ожидая, вероятно, что я зареву или покраснею до ушей, или хлопнусь в обморок. Но я не чувствовала за собой никакой вины и ничего этого делать не собиралась. Вот еще! Правда, все же хорошо, что Макарова нет в магазине. Хороша из нас была бы парочка – один бессовестный бабник, другая – мелкая воровка!
Акулина была у себя. Она выслушала обстоятельный доклад Сани, кивнула ему:
– Теперь я хочу поговорить с Анастасией с глазу на глаз.
Охранник вышел.
У меня не было ни малейших сомнений в том, что меня немедленно уволят из «Эдема».
Со слов Диляры я знала, что воровство в магазине – тягчайшее из возможных прегрешений. Увольнение за ним следует незамедлительно.
Ну и пусть.
Я и так сделала все, чтобы Стасе тут не служить.
Переспала с начальником, куда уж дальше?
Но все же я должна попытаться. Пусть хотя бы написать заявление по собственному желанию. Лишь бы не по статье. Не испортить Стасину репутацию.
– Акулина, я…
– Я знаю, знаю, – она махнула мне рукой, чтобы я села.
Я опустилась в кресло, недоумевая.
– Вы стали жертвой, как сейчас говорят, подставы. Вы курите?
– Н-нет, – удивилась я. – А впрочем…
Я вспомнила, как Стася курила на балконе, как неумело держала сигаретку в щепоти.
– Угощайтесь.
Акулина достала из ящика стола пачку сигарет, плоское хрустальное блюдце и зажигалку. Мы закурили – Акулина с нескрываемым удовольствием, я – осторожно, стараясь не затягиваться и поглядывая на растущий столбик пепла. Интересно, когда его надо стряхивать по правилам?
– Затушите вашу сигарету, Настя. Раз не курите, то не надо и начинать. Все это жуткая гадость – никотин, алкоголь, все эти дозволенные способы замутнения сознания. А недозволенные – и того хуже. Такая это мерзость, Настя! Вот что: вы постарайтесь выбросить эту неприятную историю из головы. Работайте спокойно. Вы хорошо работаете, с увлечением, мне нравится. А с организаторами этой злосчастной подставы я разберусь, не беспокойтесь. Я сама во многом виновата, но что же делать, Настя, это мой крест…
Я испугалась – мне показалось, она вот-вот расплачется.
– Я понимаю… Я вас понимаю. Не расстраивайтесь только.
– Спасибо, Настя, – прочувствованно сказала Акулина. – Вы славная девушка и добрая такая. Надеюсь, мы с вами станем добрыми друзьями. И не обращайте внимания на этих злых девчонок. Жан Жанович чудесный человек…
Вот уж это мне было все равно!
– Так я пойду?
– Да-да, конечно, идите, если вам нужно. Потом, при более удачных обстоятельствах, мы с вами еще побеседуем.
– Что это с ней? – шепнула мне Диляра, когда я вышла в коридор. Она подслушивала под дверью и даже не находила нужным скрывать это прискорбное обстоятельство. – Что случилось с Акулой? Она в жизни не была такой шелковой! Ты что – принцесса Монако инкогнито?
Диляра не подозревала, насколько близка она была к истине.
– Понятия не имею, – ответила я.
У меня начинало зреть некое, вполне определенное подозрение…
Пока я ехала домой, Макаров позвонил мне четыре раза.
Но я сбрасывала звонок.
Что бы он ни хотел сказать мне, это не имело никакого значения.
Может быть, он собирался назначить новую встречу, исполненную шаблонной любви.
Или предложить мне остаться друзьями.
У меня не было желания его слушать.
Мне хотелось разом есть, спать и плакать.
В подъезде вкусно пахло тушеным мясом.
Я открыла дверь и поняла, что запах идет из моей квартиры.
Из Стасиной квартиры.
Там явно кто-то был. Кто-то возился на кухне, позвякивая посудой. Может быть, это пробрался вор, чтобы поживиться столовым серебром?
Но вот какая закавыка – у Стаси нет столового серебра.
Да и к тому же, какой вор станет готовить на чужой кухне превосходный венгерский гуляш с красным перцем и зеленой фасолью, фирменное блюдо Ирины Давыдовны?