До самого дна – книги и книги. Одна из них, с медной застежкой и медными же уголками, в руках у Владимира Дмитриевича тихо брякнула. Откинув застежку и распахнув книгу, он обнаружил, что это вовсе и не книга. Шкатулка в виде книги!
В глаза брызнул сноп искр. Драгоценности в поддельном фолианте явно были неподдельными. Дрожа и задыхаясь, Владимир Дмитриевич донес находку до стола.
– Взгляни, Германовна! – позвал он, но старуха уже успела задремать в кресле и при звуках его голоса только слабо пошевелилась, кивая седенькой головой. Владимир не стал будить няньку и запустил пальцы в найденные украшения.
Наверное, мещанского происхождения прабабушка, уезжая за границу, большую часть украшений забрала с собой. Невозможно представить, что с ними сталось впоследствии. Были ли они распроданы в тяжелое время, когда иссякли последние средства? Или до сих пор остаются во владении какого-нибудь заграничного Смирницкого, уже забывшего и родной язык, и свое происхождение? Но и то, что лежало перед Владимиром Красновым, впечатляло. Полная парюра – жемчужная диадема, ожерелье, брошь в виде букета, тяжелые браслеты, три кольца – какие тонкие пальцы были у прабабки! А вот и мужской перстень – большего размера, тяжелого, темного золота, с молочно-серым опалом. Его Владимир подержал в ладони, поднес близко к лицу, согревая дыханием, и, наконец, примерил. Перстень пришелся впору, уютно сел на безымянный палец левой руки. Словно тут и был, надо же!
В сущности, драгоценностей нашлось меньше, чем Владимир Дмитриевич себе представлял. С того момента, как Германовна произнесла слово «клад», перед его глазами прошел океан сверкающих огней. Он был уверен, что сундук будет наполнен золотом и бриллиантами… Но и так неплохо. Неожиданная помощь от дедушки!
Владимир Дмитриевич подумал и о своем единокровном брате. Формально клад принадлежит им обоим. Придется делиться. Ну, что ж… Понятно, почему Германовна открыла клад ему, сделав предпочтение перед более удачливым, более богатым братом… Пожалела убогого! Но Владимир Дмитриевич сможет развернуть ситуацию в свою сторону! Этот клад схоронил его прадед, дед его матери! Марк Дмитриевич, будучи сыном второй жены отца, актрисы Дианы Юстицкой, не имеет к сокровищам никакого отношения! А теперь еще выяснилось, что он и к дому не имеет никакого отношения!
Наскоро собрав книги, прихватив с собой шкатулку с драгоценностями и дневник отца, Владимир Дмитриевич Краснов удалился в свою спальню – благо, время было не то позднее, не то уже раннее. Ночь перевалила к утру.
Не стоило и думать о том, чтобы заснуть. Последнее время у Краснова случались проблемы со сном. Он пил на ночь молоко и мед, принимал отвар валерианы и пустырника. Таблетки глотать не решался пока, да и не любил медикаментов. Сон, зыбкий и непрочный, проносившийся странными видениями, приходил только под утро… Так что теперь, после всех волнений сегодняшнего дня, подремать наверняка не удастся. Для того Владимир Дмитриевич и взял в постель дневник Дмитрия Краснова. Но, вопреки собственным ожиданиям, он заснул, едва прилег. Заснул крепко, не успев выключить света.
Багровый дым поднимался к небу. Огонь полыхал на жертвенном алтаре – что там сжигают?' Чья плоть видна в языках пламени? Не надо об этом думать, не стоит, не показывайте мне этого! Но огонь горит, слепит глаза. Нет, это не огонь. Это чудовищный пес о трех головах, пес огненно-рыжей масти беснуется на груде человеческих тел. Три пасти оскалены – какие страшные красные клыки, похожие на зерна граната! Он сейчас бросится… Нужно бежать… Но ноги как ватные, не слушаются… Кто-то хватает меня за руку и тянет за собой. Я подчиняюсь. Мы бежим по длинному коридору, потом вверх по лестнице и наконец выбираемся на свободу.
Человек, спасший меня от чудовищной собаки, – мой брат Марк. Он подталкивает меня к выходу, а сам хочет спуститься обратно. Там остался кто-то, дорогой ему…
– Спасибо, – говорю я. – Спасибо, ты меня спас. Чем я тебе отплачу…
– Отдай мне то, что тебе не принадлежит, – отвечает Марк, исчезая в темном провале. Я слышу только его голос… Голос опускается все ниже и ниже и постепенно сливается с подземным гулом…
Владимир Дмитриевич проснулся в семь часов, с колотящимся сердцем, в холодном поту. Ему приснился странный сон… Он видел брата. Тот спас его от неведомой опасности и взамен просил что-то отдать. «Отдай то, что тебе не принадлежит», – всплыла в сознании фраза. Это сразу успокоило Владимира Дмитриевича. Перед сном он думал о чем? О том, что неожиданную находку стоило бы разделить с братом. И о том, что брат, в сущности, не имеет на нее никакого права, так как вовсе не приходится правнуком Павлу Тимофеевичу Смирницкому… Все эти мысли продолжали одолевать его и во сне – вот откуда эта фраза и это мучительное беспокойство.
Владимир Дмитриевич оделся, запер драгоценности в свой сейф и бодро спустился вниз, в столовую. Ниночка подала завтрак – омлет с сыром и грибами, кофе, фрукты. Германовны не было видно. Наверное, еще не выбиралась из своего закутка. Ниночка подтвердила, что Зинаида Германовна попросила ее не беспокоить, сказав, что хочет заняться своими личными делами, и Нина отнесла ей омлет в комнату.
Решив сегодняшний день освободить от всех дел, Владимир Дмитриевич прошел с дневником отца в сад, туда, где висел между двух сосен гамак, и улегся, накрыв ноги пледом. Он почитает до обеда, потом, после легкой закуски, пойдет на теннисный корт, а к вечеру, быть может, позвонит Ирине, и они поужинают в каком-нибудь уютном ресторанчике.
Но когда Владимир Дмитриевич Краснов встал из гамака – действительно, перед обедом, – это был совсем другой человек. И новый человек не пошел обедать, не пошел на корт и не стал звонить Ирине Олеговне, чтобы пригласить ее в ресторан. Впрочем, пару телефонных звонков он все-таки сделал. Пришлось.
«1985 год. 12 июля.
Я начинаю новый блокнот своего дневника, еще не закончив старого. Тому причиной неожиданная находка, нечто, обнаруженное мной в собственном доме. В доме, к которому так привык, и решил, что знаю его, как свои пять пальцев! Подумать только – я столько лет работал за этим столом! И ничего не замечал! Очевидно, я один владею этой тайной – я и тот человек, спрятавший в доме клад. Его имя мне известно. Это дед моей дорогой покойной Майечки.
Даже сейчас, написав ее драгоценное имя, я испытал дрожь и горечь любви. Столько лет прошло, а боль утрат не слабеет, не затихает. Как несправедливо, что именно она умерла! Такая веселая, такая живая – она ушла от меня навсегда в ту тьму, откуда нет возврата, и я больше не увижу светлой ее улыбки! Мне тяжело мириться с этой несправедливостью.
Та женщина, что стала теперь спутницей моей жизни, заслуживает всего самого лучшего. Она хороша собой, она несомненно талантлива. Ее живой и ровный нрав успокоил мою боль, оживил дом, помог Володе в его скорби. Для мальчика было очень важно присутствие женщины, которой он мог бы довериться… Диана заменила Володе мать. И он нуждался в этом – ведь я слишком занят. Диана преподнесла мне и тот дар, который особенно ценен для человека, чьи дни идут к закату. У меня теперь есть Марк. Он совсем взрослый юноша. У него вся жизнь впереди, и я чувствую, что он сможет добиться многого. Но почему у меня так болит глупое стариковское сердце?»