– Ты думаешь? – с сомнением переспросил приятель. На этом разговор закончился, а через месяц этот парень выставил две бутылки французского коньяку.
Вот оно, вот оно, решение! Что ж он тогда был такой умный, а теперь резко поглупел? Господи, как все легко оказалось! Надо просто сделать Юле предложение! Даже если она не согласится, то она поймет, что Лавров по-настоящему любит ее и предан ей! Надо же быть таким идиотом! Но… Она наверняка не откажет!
Прохожие на Кутузовском с удивлением оглядывались на хорошо одетого молодого человека, который двигался вприпрыжку, что-то бормоча под нос и время от времени вскрикивая. Наконец забавный чудак успокоился, сел за руль белой «Мазды» и умчался.
– А ты не смейся, не смейся, – запальчиво говорила Юля. – Сейчас так много снимается российских блокбастеров…
– Юля, да как это много! Всего-то три пока и сняли, четвертый на подходе!
– Ну вот! А потом будет больше! Понимаешь, мне хочется стать ужасно знаменитой! Чтобы мое лицо узнавали! Разве я этого не достойна, скажи?
– Ты достойна всего на свете, – откровенно ответил Лавров, любуясь нахмуренными Юлиными бровями. Какая она все же забавная! И какая красавица! Ни капли грима на лице, никакого притворства. Из всего женского арсенала только легкий запах духов… Ребенок. Мечтает о славе… Это забавно, слов нет, но лучше б она мечтала выйти за него замуж и сына родить. Впрочем, до этого еще дойдет. Не все сразу.
Они сидели в небольшой кофейне почти возле Диминого дома. Сегодня он заехал за Юлей и сказал, что хочет показать ей Москву. Несколько часов они катались по улицам, стояли в пробках и разговаривали, разговаривали…
Лавров привез Юлю в эту кофейню и теперь намеревался пригласить к себе домой. Но вот только как это сделать? Он ломал голову, и его уже не занимал вопрос, почему он так робеет перед этой малышкой. Он уже знал, что Юля – девушка необыкновенная, непохожая на других и вести себя с ней нужно соответственно – бережно, чтобы не спугнуть. С другой стороны, Дмитрий очень боялся ее упустить – ведь не он один способен разглядеть в ней сокровище, подберется какой-нибудь папаша-толстосум и хвать волосатыми лапищами… Или сама испортится, соблазнится, станет одной из тех карьерных стерв, что бронированным бюстом пробивают себе дорогу, попискивают о женской самодостаточности…
Юлька же потешалась про себя. Она уже давно прочитала Димин адрес на какой-то квитанции, которую Лавров оставил на сиденье в машине, и прекрасно понимала, что сейчас находится в двух шагах от его дома. Озадаченное выражение Диминого лица заставляло подозревать, что он понятия не имеет, как бы поделикатней пригласить девушку к себе.
– Ну что, пойдем? – спросила она, провоцируя.
– Если ты больше ничего не хочешь… Может, еще мороженого?
– Мне фигуру беречь надо.
– Ага, для Голливуда! – понимающе кивнул Лавров и тут же получил чувствительный тычок под ребра. Он не успел обрадоваться этому интимному жесту – Юля ойкнула и остановилась.
– Ногу подвернула, – пояснила она Диме.
Пол в кофейне был гладкий, немудрено поскользнуться. Тем более на таких шпильках.
– Дима, не смей брать меня на руки! Я вполне в состоянии передвигаться сама!
– Эмансипе, да? Смотри, нога распухнет – провалишь завтра съемочный день.
– Знаешь, ты прав. Нам нужно доехать до аптеки, купить какой-нибудь гель от растяжений. У меня есть, только дома. То есть у Жанны.
– Нет, к Жанне мы не поедем. Купим в аптеке. Только вот что: давай мы сейчас зайдем ко мне ненадолго.
– Ну хорошо, – удивленно ответила Юля.
– Вот это да-а, – протянула Юлечка, едва переступив порог его квартиры. – И ты живешь тут один?
– Нет, это коммуналка, – попытался пошутить Лавров, но ему тут же стало стыдно. Девочка и в самом деле не представляет, чтобы один человек мог занимать шесть комнат…
– Давай я тебе все покажу, – предложил он.
– Сначала дай попить, – вздохнула Юля. – И я ногу потянула, ты забыл?
Вообще-то, она сама уже забыла.
На кухне Юля заозиралась совсем уж растерянно – никогда не видела, должно быть, чтобы один из уголков был оборудован под стойку бара. Затем девушка грациозно присела на высокий табурет и стала ждать, когда Лавров нальет сок в высокий бокал, переливающийся, как мыльный пузырь. Сок был холодный, стенки бокала запотели. Осторожно, чтобы не расплескать, Лавров пошел к Юле, не отводя глаз от желтой, колеблющейся жидкости, налитой всклянь.
Девушка приняла у него из рук бокал, отпила глоток ледяной жидкости и поставила на стойку. Лавров теперь зачарованно смотрел на свою гостью – на увлажненные, блестящие губы, на фиолетовые глаза, которые стали вдруг еще темнее, еще ближе… Придвинулись – захлестнула фиолетовая глубина, невыносимая сладость, и, ощущая слабость и дрожь в ногах, чувствуя себя так, словно весь мир рухнул в тартарары и остался только один маленький кусочек – тот, на котором и стоят они теперь, – Лавров с трепетом совершенного счастья прикоснулся губами к Юлиным губам.
Она взглянула сквозь полуопущенные по голливудским канонам ресницы, пришла к какому-то выводу и мягко отстранилась. Дмитрий отшатнулся сразу, словно ждал, когда его оттолкнут. Юлька усмехнулась про себя – довела-таки до кондиции! Смотрит чуть не испуганно, заискивающе… Надо что-то сказать, прояснить ситуацию…
– Вот, – виновато развела она руками. – Наверное, это должно было случиться…
И эта фраза восхитила Лаврова, как и все, что исходило от этой девушки. Это вам не глупые гламурные барышни, для которых закономерное продолжение поцелуя – немедленный секс на том же месте! Для Юлии это – событие!
– Да, – выдавил Дима, по-прежнему глядя в Юлины глаза, которые стали приобретать по-детски обиженное выражение. Сейчас, именно сейчас он может сказать ей все то, что жжет ему душу! Так, кажется, полагается по канонам романтических ситуаций?
– Юля! – решительно и торжественно произнес Лавров. – Я хотел… Я думаю, нам нужно серьезно поговорить…
Дмитрий поймал себя на мысли, что изъясняется какими-то ужасными старомодными оборотами и даже не старается их избегать, а, наоборот, стремится «выразить свои чувства» именно в такой изысканной форме. Но это уже не имело значения – он видел только Юлину улыбку, и ему теперь казалось – раньше она не улыбалась никогда. Это была нежная, влажная улыбка счастья.
– И предложить тебе руку и сердце. Вот, – закончил Лавров.
Стало тихо, как бывает в мире перед войной или бедой.
– Я должна подумать, – почти прошептала Юля. – Посоветоваться с мамой… Я не могу вот так – сразу, понимаешь? Я…
– Я люблю тебя, – сказал Дима. Он почему-то не помнил, упоминал ли он это во время своей прочувствованной речи. Вроде бы нет. Напыщенный идиот!