Когда открылось отверстие тайника, оба они жадно наклонились над ним. Перед ними, покрытое серебристым газом, лежало тело женщины.
Аменхотеп сорвал покрывало – гневный крик вырвался у него. Эриксо казалась трупом, а между тем, несмотря на эту мертвенную бледность и на черные круги вокруг глаз, она была прекрасна. Нежная и прозрачная, как плащом окутанная длинными золотистыми волосами, она лежала, как воплощение мечты великого художника.
Глаза Аменхотепа пылали гневом. Он ощупал тело и сказал:
– Альмерис была права! Воспользовавшись ослаблением связи между астральным телом и материей, строптивая душа ее осмелилась настолько удалиться, что могла воплотиться в новое тело и тем самым порвать большую часть уз, приковывающих ее здесь. Еще немного усилий, и она окончательно освободилась бы. Но я не дам ей на это времени! Я заставлю эту предательницу вернуться в свою телесную оболочку, которая, к счастью, еще невредима, и научу ее слушаться своего господина!
Ричард молчал и не сводил глаз с Эриксо. Он сознавал одно, что даже в этой мертвенной неподвижности она в тысячу раз прекраснее и Tea, и Альмерис, и что опьянение чувств, которое эта женщина всегда вызывала в нем, снова начинает просыпаться.
– Учитель! – со страхом вскричал он. – Остановись! Дозволь мне уйти, прежде чем проснется Эриксо. Я человек слабый, а искушение тем сильнее, что она любит меня. Она может заставить меня забыть, что она твоя, и тем изменить благодарности, которой я обязан тебе за твое гостеприимство.
– Успокойся! – ответил Аменхотеп, кладя руку ему на плечо. – Эриксо опасна для тебя только тогда, когда близ тебя нет той, с кем тебя связывает чистая и неразрушимая любовь. Ее, эту другую, которую зовут Нуита, Валерия или Альмерис, я вызову из пространства, где блуждают тени, и дам ей жизненность. Ты будешь счастлив в ее объятиях, и образ Эриксо не будет иметь над тобой никакой власти. Итак, успокойся и доверься мне. Но прежде я хочу вернуть в это тело душу изменницы, которая думает, что может ускользнуть от меня.
Опустив голову, Ричард последовал за магом, который отпустил его, приказав ожидать у себя в комнате.
Ричард тотчас же заснул. Его разбудил голос Аменхотепа, который приказал ему следовать за собой, и оба направились в подземелье, где стоял сфинкс.
– Возьми тело и следуй за мной, – сказал Аменхотеп. – Сам я не могу нести его, так как оно уже окружено флюидом разложения.
Осторожно подняв стройное тело Эриксо, Ричард понес его за магом. Руки его дрожали, хотя ноша была очень легка, и если бы не ледяной холод членов, оставшихся гибкими, и не смертельная бледность, Эриксо можно было бы принять за спящую.
Они шли новой, незнакомой Ричарду дорогой, где галереи и коридоры перекрещивались, как в лабиринте, и вышли, наконец, в круглую комнату, освещенную пятью большими и высокими шандалами, в бронзовых чашах которых горел зеленый, как изумруд, огонь.
Посредине комнаты, на возвышении в несколько ступеней, стояло ложе, задрапированное черным. На материи, покрывавшей ступеньки, подушки и ложе, были вышиты какие–то неизвестные знаки и иероглифы. А вокруг стояло семь треножников, на которых приготовлены были уголья, сухие травы и куски смолистого дерева, осыпанные белым порошком.
– Положи ее на ложе и сними с нее одежды! – отрывисто приказал Аменхотеп.
Ричард молча повиновался. Казалось, он не имел уже больше своей воли. Одна тоскливая мысль: «Что он с ней будет делать?» – шевелилась в его наболевшем мозгу. Все существо его трепетало, когда он срывал последние покровы с тела молодой девушки.
В это время Аменхотеп снял с себя свою длинную, полотняную тунику, оставив один только полотняный пояс, опоясывавший его бедра.
– Стань там! – сказал маг, указывая Ричарду на один из масляных шандалов, к которому последний и прислонился.
Аменхотеп открыл большую шкатулку, стоявшую на ступеньках, и вынул оттуда жезл с семью углами, который заткнул за пояс, небольшой мешочек с красным порошком, который высыпал на все семь треножников, и, наконец, кубок и флакон.
Он наполнил кубок жидкостью из флакона; поднялся густой пар и послышалось клокотанье.
Осушив кубок, Аменхотеп вынул из–за пояса кусок мела и очертил им круг, заключив в него ложе, семь треножников и самого себя.
Ричард не сводил с него глаз и с ужасом следил за странной переменой, происходившей в наружности мага. Все тело его приняло красноватый оттенок, а под кожей его, казалось, текла уже не кровь, а огонь. Все в нем фосфоресцировало; пальцы источали лучи света; дыхание его стало похоже на огненные клубы. Тело его дрожало и трепетало, как в лихорадке, а каждое движение вызывало ряд пурпурных волн, исходивших из суставов и конечностей. Наконец, на всем, до чего он дотрагивался, оставались фосфоресцирующие пятна.
Схватив жезл о семи узлах, Аменхотеп потер его между ладонями. На конце жезла появилось пламя и в тот же момент вспыхнули все треножники, – каждый пламенем другого цвета. Все вместе они составляли семь цветов радуги.
Огненные языки, поднявшись, образовали род свода над неподвижным телом Эриксо, освещая его разноцветными лучами, ибо хотя они и соединялись, но не сливались воедино.
Тогда Аменхотеп мерно запел какую–то странную песню, которая то звучала могуче, то, замирая, переходила в легкий ропот. Жезл он вращал над головой, а другой рукой, казалось, указывал куда–то вдаль.
В эту минуту он был великолепен со своим фосфоресцирующим телом, с ослепительным пламенем, горевшим над его головой, и с выражением непоколебимой воли, светившимся в его взгляде.
Вдруг из–под ног Аменхотепа появился легкий дым. Земля дрожала, сильные порывы ветра со свистом потрясали стены комнаты. Охваченный внезапной слабостью, Ричард ухватился за бронзовый шандал. Свинцовая тяжесть разлилась по всему его телу. Он был точно парализован; но ясность ума ни на минуту не затуманилась, и он все видел и слышал с какой–то болезненной чуткостью.
Вдруг раздался сильный удар, и Ричарду показалось, что комната словно сорвалась со своего места, как дерево вырывается из земли, и завертелась с поразительной быстротой.
Комната, казалось, поднялась в воздух и со свистом пересекала пространство. Стены и потолок исчезли в сероватом сумраке, изборожденном молнией. Но тем отчетливее видны были тело Эриксо, лежащее на ложе под огненным сводом, и Аменхотеп, который похож был на статую из раскаленного железа. Не будучи в силах выносить ослепительного света, исходившего из этой картины, Ричард закрыл глаза.
Головокружительный полет через пространство все продолжался, но через некоторое время движение замедлилось, а затем совсем прекратилось. Тогда Ричард открыл глаза.
И тут он с удивлением взглянул на непонятное, представлявшееся ему зрелище. Одна из стен подземной комнаты исчезла и, как бы составляя ее продолжение, к ней присоединилась другая комната, роскошно меблированная в стиле Ватто. С потолка спускалась лампа под розовым абажуром, нежным светом озаряя мебель, обтянутую белой шелковой, затканной розанами материей, туалет, драпированный кружевами, с зеркалом в серебряной раме, с графской короной наверху, и кровать с вышитыми подушками, на которой лежала молодая девушка, видимо погруженная в тяжелый и беспокойный сон.